С самых ранних времен человечество передавало мудрость, знания и накопленный опыт через сказки и мифы, выступавшие самым универсальным способом коммуникации между поколениями, безотносительно временного промежутка между ними. Большинство людей, вспоминая знакомые мифы, представляют могучих героев, совершивших бесчисленные славные подвиги, прекрасных дев, ожидающих героического (и желательно симпатичного) спасителя, и чудовищ, существующих только ради того, чтобы быть побежденными.
Подобные истории, если структурировать их воедино, представляют собой так называемый "маскулинный (мужской) миф", где основная роль, то есть роль главного героя, всегда оставляется мужчине, а само повествование, в основе своей, несет по большей части поучительный и воспитательный характер. Казалось бы, все это очень хорошо, и всем нам очень нравится. Но, если призадуматься, чего-то не хватает, правда? Роль женщины, как главного героя, куда более редка и диковинна. Ничего удивительного, ведь "феминные (женские) мифы" хоть и можно найти в каких-нибудь древних апокрифах и архаичных восточных легендах, но их настолько исчезающе мало, что средний обыватель едва ли вспомнит хоть один.
Дело в том, что феминные мифы по своей структуре и метафоричности куда сложнее и противоречивее классических. В них персонажи не представляют собой крайности, в них истории не делятся на черное и белое, а скорее, словно сами женщины, изменчивы, сложны и многогранны.
Конечно, в большинстве культур, такая противоречивость и сложность не могла быть воспринята должным образом, а зачастую и вовсе принималась в штыки. Многие персонажи, скажем так, не "прошедшие кастинг" в маскулинные мифы и патриархальные религии, были попросту вычеркнуты со страниц истории, но, как это обычно бывает, не бесследно. Демонесса Лилит из древнееврейской мифологии, в некоторых источниках считающаяся первой женой Адама, разрушившая своей пламенной непокорностью все возможные паттерны и стандарты стройного и поучительного религиозного повествования, была "вычеркнута" из ветхозаветного канона. Богиня Парвати, супруга бога Шивы, абсолютный идеал женственности и красоты, в одной из своих эманаций представляет собой чудовищную богиню Кали, которая в противоположность своей "оригинальной форме" является проявлением абсолютного ужаса, разрушения и необузданной энергии хаоса.
Два этих персонажа, как и других героев феминных мифов, зачастую абсолютно непохожих друг на друга, объединяет два существенных аспекта – сложность и своеобразное двуединство. Все героини феминных мифов, как и их "коллеги" из мифов маскулинных, представляют собой гипертрофированный и возведенный в абсолют образ, соединяющий в себе все аспекты женственности, которые в классических сказках и легендах обычно сводятся лишь к роли прекрасной девы, жены и любовницы. Так, если мы вспомним, примеры верховных богов-мужчин, например, Зевса или Одина, мы ясно увидим, что они сочетают в себе все крайности и роли, свойственные "мужской роли". Творец и разрушитель, защитник и насильник, воин и любовник, отец и убийца – любая из этих ролей, в обычной жизни редко сочетающаяся в одном человеке, в божественном образе мужчины, гипертрофированном и чрезмерном, легко сочетается в одном, словно представляя весь спектр "мужского" в одном персонаже.
Точно так же обстоят дела и с персонажами феминных мифов. Нельзя оценивать их с позиции нашей морали, по большей части, сложившейся на основе мифа маскулинного. Феминный абсолют нельзя уловить, обуздать, описать и придать ему форму. А это, согласитесь, немного сложно для понимания обывателя. Женственность феминных богинь и героинь, аналогично "мужским богам", необъятна и многогранна. Так, персонаж феминного мифа может единовременно быть женой и блудницей, мудрой и наивной, воином и жрецом, богиней и демоном, абсолютно верной и столь же абсолютно непокорной. Именно эти "хаотичность" и флюидность, к сожалению, стали причиной того, что феминный миф и его персонажи, скажем так, не вписались в нашу культуру.
Однако, в виде своеобразных осколков, редких и загадочных персонажей, феминный миф все же проник в знакомую нам мифологию. Некоторые из этих персонажей всем нам хорошо знакомы. Возможно, вы уже догадались о ком речь – легендарная и загадочная нартовская Сатана есть не что иное, как персонификация феминного мифа.
Противоречие и сложность образа, характерные персонажам феминных мифов, практически полностью описывают Сатану. Обстоятельства рождения, замужество и материнство Сатаны нельзя воспринять с точки зрения базовой морали и логики. Например, можно ли описать Сатану с точки зрения приличия и традиций? Конечно нет. Сатана стоит как-бы над всеми этими категориями, поэтому попытка анализировать ее с этой точки зрения – обречена на провал.
Женщина, соблазнившая своего единоутробного брата, нарушившая тем самым все возможные традиции, при этом является главной хранительницей традиций и таинств нартов. Женщина, не раз спасавшая нартов от гибели, изобрела хмельные напитки, ставшие причиной многих трагедий и смертей. Женщина, являвшаяся матерью всем нартам, своеобразной многомудрой матроной, ни разу так и не родила. Женщина, с грациозностью, женственностью и красотой которой никто не мог сравниться, надевала мужские доспехи и билась наравне с остальными нартами. Чувствуете? Не это ли есть абсолют женщины, объединяющий в себе все противоречивые аспекты и крайности? Не кажется ли вам, что Сатана, как своего рода "божественный ребенок", является "гостем" и в обществе нартов, и в самой Нартиаде?
Речь, конечно, не идет о том, что она "лишняя" в этом мифе, или о том, что она как-то искусственно введена в его структуру, ведь без Сатаны, как без краеугольного камня, структура эпоса просто развалится. Она абсолютно незаменима в этой истории. Речь скорее про то, что личность Сатаны настолько широка и многогранна, ее вклад настолько непропорционально велик, что она будто нечто больше, чем все персонажи эпоса вместе взятые, при том, что история по большей части "не про нее". Правда удивительно?
Насколько значимой может быть хрупкая женщина, сколько масок и образов она может надеть, иногда представая перед зрителям в виде сгорбившейся под весом своей мудрости старухи, а иногда, игриво проскальзывая через ряды воинов, в образе пышущей юностью девы? А что представляли вы, когда слушали или читали истории Нартовского эпоса? Не видели ли вы в глазах Сатаны того самого огня, из которого родилась Лилит и который Кали извергала, уничтожая целые армии и города? Не один ли это персонаж, вобравший в себя весь феминный миф и блуждающий легкой поступью по эпохам, легендам и сказкам чуждого ей мужского мира, иногда шутки ради напоминающий о временах, когда огонь, при всей своей разрушительности и непокорности, был главным источником жизни? Кто знает...
