В начале октября в Грузию вернулся и был арестован экс-президент страны Михаил Саакашвили. Грузинское руководство выдвинуло ряд обвинений в его адрес.
Бывший депутат парламента Южной Осетии, эксперт и политолог Вячеслав Гобозов рассказал в интервью Sputnik, почему на самом деле действующие власти Грузии взялись за бывшего лидера страны, как эти процессы отразятся на Южной Осетии и что делать, чтобы донести до мира правду и добиться признания геноцида осетин.
Он виновен в геноциде целого народа
– Грузинское правосудие подозревает экс-президента в причастности к смерти бывшего премьер-министра Зураба Жвания, к вооруженному нападению на депутата парламента Грузии Валерия Гелашвили, к убийству сотрудника "Объединенного банка Грузии" Сандро Гиргвлиани и бизнесмена Бадри Патаркацишвили. Это все внутригрузинские вопросы. А народ Южной Осетии обвиняет Саакашвили в геноциде.
– Безусловно, но здесь вопрос надо ставить не только о конкретной личности, о ее вине – Михаил Саакашвили напрямую виновен в том этапе геноцида, который, к счастью, завершился для нас в 2008 году принуждением Грузии к миру. Но ведь Саакашвили во многом – продукт той самой грузинской политической системы и идеологии национализма, которой не один и не два года, которая не возникла с развалом Советского Союза, а намного раньше, еще до вхождения Грузии в состав Российской империи.
Поэтому Саакашвили вполне закономерный продукт этой господствующей идеологии. Заметьте, что и нынешние власти Грузии, которые выдвигают обвинения против Саакашвили, – несмотря на то, что они в какой-то мере признают, что именно он начал войну в 2008-м, – никаких обвинений в этой связи против него не выдвигают. Это было бы странно, потому что они во многом согласны с ним.
Если бы Саакашвили, например, выиграл эту войну, то сегодня он был героем Грузии. В любом случае, Саакашвили в Грузии не считается преступником из-за того, что он начал войну в Южной Осетии. Он считается преступником, потому что не смог ее выиграть.
Мы должны понимать, что эти внутренние противоречия никак не скажутся на Южной Осетии. Потому что в отношении Южной Осетии и Абхазии позиция "грузинских мечтателей" и "Единого национального движения", да и всех политических элит Грузии - одна. Тут вопрос в том, кто более радикально высказывается, потому что действуют они одинаково радикально. И как показывает опыт, более радикально высказываются обычно те, кто оказывается в оппозиции. Но принципиально вопрос взаимоотношений Грузии и Южной Осетии никак не меняется.
Другой вопрос в том, что, безусловно, этот приезд Саакашвили и его задержание для нас является неплохим поводом напомнить, что он виновен не только в преступлениях против конкретных представителей своего народа. Он виновен в геноциде целого народа. Поэтому, независимо от того, добьемся мы чего-то или нет, мы должны четко обозначить свою позицию – потребовать привлечь его к ответственности за организацию геноцида.
Саакашвили – головная боль Грузии
– Его возвращение в Грузию, которое не оказалось таким фееричным, каким он, видимо, ожидал, может повлиять на то, что в будущем у него появится больше сторонников?
– Если он рассчитывал на то, что приедет и все кинуться ему навстречу, свергнут ненавистную власть "Грузинской мечты", то, конечно, это была иллюзия. С другой стороны, его возвращение обеспечило очень серьезный успех "Единому национальному движению", которого у них давно не было. Фактически в Грузии на сегодняшний день четко сложилась двухпартийная система. Поэтому в какой-то степени его приезд достиг тех результатов, которые они хотели.
Я уже не говорю о том, что "Грузинская мечта" получила головную боль в лице Саакашвили. Потому что его бы надо судить, но его западные покровители уже заявили, что будут очень внимательно следить, а учитывая их периодические обвинения в адрес "Грузинской мечты", которую они называют чуть не пророссийской, мы прекрасно знаем, какую позицию они займут. Есть "Грузинская мечта", которой очень хочется нравиться Западу, и тут еще Саакашвили, с которым неизвестно что делать.
Понятное дело, что обвинения, которые против него выдвинуты, имеют серьезные основания, но всем понятно и то, что там очень серьезный политический подтекст. Если бы Саакашвили не был экс-президентом, если бы он сегодня не был действующим оппонентом власти, возможно, в какой-то степени о его преступлениях бы "забыли".
Грузия не улетела на Марс
– Сложилось впечатление, что югоосетинский народ с момента признания своей независимости в 2008 году несколько расслабился. Нас мало волнует, что происходит у наших южных соседей. Не кажется ли вам это неправильным? Почему нам каждый раз хочется переложить с больной головы на здоровую вопрос о своей защите, тогда как 30 лет назад мы за это взялись сами и с честью эту задачу выполнили?
– Я много раз это говорил и повторю еще раз. Да, после 2008 года мы решили, что все вопросы уже решены, проблемы закончились, Грузия улетела куда-то на Марс и ее больше не существует. Это абсолютно неправильная позиция. Грузия как сосед и как вражеское государство остается и сегодня, никуда оно не денется. Политические элиты Грузии, вне зависимости от их окраски, в данном вопросе едины. Поэтому, естественно, нам надо очень внимательно отслеживать процессы, которые там происходят.
К сожалению, у нас и на уровне экспертного сообщества проблема Грузии забыта. В патриотическом угаре мы загубили свой "третий сектор", вместо того, чтобы сделать его сильнее и эффективнее. Мы не присутствуем ни на каких общественных площадках. Единственная площадка, где обсуждаются наши взаимоотношения с Грузией, – это Женевские дискуссии. Мое мнение, что и их надо использовать гораздо более эффективнее, чем они используются сегодня.
Плюс, нам надо и на государственном уровне – но это более затруднительно, учитывая, что нас не признает большинство стран, – и на уровне общественности воссоздавать свой "третий сектор", искать как можно больше площадок, чтобы обозначать свою позицию, чтобы как можно большим представителям мировой общественности рассказывать о Южной Осетии, ее взаимоотношениях с Грузией, ее проблемах. Чем больше информации и аналитики мы будем давать, чем на большем количестве общественных площадок мы будем, тем лучше для нас.
Но при этом мы каждый раз должны четко определять, для чего нам нужна та или иная площадка и какую цель мы хотим достичь, участвуя на ней. Не так, как иногда бывало, "позвали – побежали", и неизвестно, кто побежал и что высказывает. Это должна быть очень четкая государственная политика.
До реализма наши оппоненты еще не дошли
– Как же быть с народной дипломатией?
– Очень трудно общаться в ситуации, когда твои противники, даже те, кто выступает конструктивно, стесняются произносить "Южная Осетия", пытаясь использовать все остальные термины. В таком случае очень трудно говорить о какой-либо народной дипломатии, и при той ситуации, когда грузинская государственная идеологическая политика направлена в одну сторону. Потому что хотим мы того или нет, очень мало людей с грузинской стороны могут при таком раскладе реалистично мыслить. До реализма наши оппоненты еще не дошли.
– За 30 лет мы так и не донесли до грузинского общества то, что творили здесь в Южной Осетии – эти зверства и преступления против человека. Большинство населения Грузии даже не знают или же не верят в то, что творилось.
– Скорее, они не хотят этого знать, не желают этого знать. Так им удобнее. Очень удобно жить в системе координат, где есть враг, который мешает тебе развиваться, и где есть ты и твоя нация. И когда тебе еще со всех щелей объясняют, что "наша родная Грузия не развивается, потому что эти осетинские и абхазские сепаратисты нам мешают". Это очень комфортная зона – не знать.
Я думаю, если бы мы имели мощнейшие пропагандистские ресурсы, которых у нас, к сожалению, нет, и направили их на Грузию, мы бы в этой ситуации не многого добились. Грузии нужно нечто подобное тому, что было в Германии после мировой войны – денацификация. Нужен национально-психологический перелом. А сейчас они занимают весьма комфортную зону, когда в их бедах виноваты все, кроме грузин – русские, осетины, абхазы, иногда западники, которые их часто подводят. Беда грузинского общества в том, что они не хотят видеть реальную картину, поэтому у них правящая партия "Грузинская мечта", они до сих пор мечтают.
"Цнелисский кризис" вернул нас в реальность
– Что делать Южной Осетии, как обществу и государству, чтобы донести до мира свою правду?
– Я думаю, нам надо вспомнить 1990-е годы, вспомнить первый парламент и то, как мы действовали тогда. Мы понимали, что не одни в этом мире, что никакие наши внутренние противоречия не должны заходить настолько далеко, чтобы мешать добиваться своей цели. К сожалению, сегодня мы погрязли в своих внутренних разборках и проблемах, которые иногда могут не стоить и выеденного яйца, а иногда в проблемах, которые не решаются годами и приводят к трагическим результатам. Мы в упоении грызем друг друга, что очень неприглядно выглядит со стороны. В любой дискуссии, которую мы ведем друг с другом, должны быть определенные границы, которые нельзя переходить, потому что тогда проигрывают все.
Некая комфортная зона у нас тоже была после 2008 года, но "цнелисский кризис" вернул нас в реальность, он показал, что проблем у нас еще много. Плюс Карабах. Я бы очень внимательно анализировал карабахский опыт именно в приложении к Южной Осетии и Абхазии. А у нас даже ни одного круглого стола, экспертного обсуждения не было по карабахской тематике. А это очень серьезный вопрос.
Наша беда в том, что увлекшись внутренними оперативными вопросами, мы забыли о стратегическом планировании. А оно для государства необходимо. В 90-е, несмотря на войну, мы очень четко себе представляли и анализировали ситуацию, четко высказывались по всем вопросам, и не только местечковым.
Поэтому нам нужно, во-первых, создавать институты стратегического планирования, и понимать, что при ведении внутриполитических дискуссий нельзя переходить красные линии. Надо думать о том, как та или иная позиция, то или иное высказывание может сказаться на имидже республики в целом. Политическая борьба и методы ее ведения – тоже показатель состоятельности государства. Зрелость политических элит определяется именно тем, как они ведут дискуссии и как они умеют приходить к компромиссу, умением и желанием ставить интересы государства выше собственных и групповых.
Нам надо понимать одну простую вещь – сегодняшняя ситуация не будет постоянной, она будет меняться. Очень трудно строить свою политику и думать, какие делать шаги, если ты не анализируешь и не понимаешь, какие есть тенденции. Поэтому необходимо очень тщательно анализировать тенденции, как региональные, так и геополитические.
Дважды мы оказались фактически на этом геополитическом изломе и заплатили очень дорогую цену за это. Мы ведь за свою независимость действительно боролись и политическими, и военными методами. Многие считали это безнадежной борьбой. В 90-е мы понимали, что есть определенные геополитические тенденции, на которые Южная Осетия не влияет. Они не являются однозначно негативными или положительными, они таковыми становятся только в результате твоих действий, того, насколько ты можешь оценить ситуацию и воспользоваться ею в своих интересах.
Ведь 2008 год состоялся потому, что мы смогли очень тщательно анализировать и оценить те или иные тенденции и правильно выстроить свою политику.
В мире происходят очень серьезные процессы, которые надо отслеживать. У нас очень могущественный союзник, с которым надо очень плотно работать. А мы даже с российским политологическим сообществом не наладили устойчивых связей. Все носит эпизодический характер и во многом это результат личной инициативы отдельных политологов. А все это должно иметь системный характер. В 90-е мы это понимали и делали.
– Говоря о 90-х, можно сказать, что политические оппоненты, не переходя дозволенных границ, могли дискутировать и вести переговоры. Сейчас, как вы отметили, это не всегда бывает так. Вы преподаете в единственном вузе Южной Осетии. На ваш взгляд, почему за столько лет не появилось молодых политологов?
– Наверное, нет на это общественного и социального заказа. У нас есть неплохие молодые политологи. Другой вопрос, что их активность во многом зависит от того, насколько их мнением интересуется общество, власть, и, в том числе, СМИ. На мой взгляд, мнением политологов интересуются в последнюю очередь, у нас во всяком случае.
В отличие от той же России, у нас нет такого экспертного сообщества. Кстати, оно не создается стихийно, оно создается, когда есть определенный государственный заказ. Его у нас нет. У нас власть сама по себе умнее всех. У власти есть политологи - любимчики власти, которые высказываются по делу и не по делу в том ключе, какой нужен власти. Но это не политология.
А политологи часто говорят неприятные вещи, но объективный анализ не может быть для всех приятным. Не каждый готов воспринимать такую правду.
О чем можно говорить, если у нас до сих пор нет своей социологической службы. Мы не имеем механизма обратной связи между властью и народом. Поэтому у нас каждый раз случаются кризисы и "площади". А политологи и политология это одна из частей этого механизма. Как и местные выборы. Ближе всех к человеку местная власть. Это те самые механизмы, которые вовремя сигнализируют власти о том, что есть такие-то проблемы и их надо вовремя решать. Поэтому у нас все всегда развивается по самым худшим кризисным вариантам.
Я много раз говорил, что система, которая у нас сложилась, не соответствует реальности, нашему менталитету, и она каждый раз будет порождать кризис. Пока мы не поймем, что надо как-то приспосабливать свою систему к тем условиям, в которых мы сегодня находимся, мы будем наступать на одни и те же грабли.
Признает ли мир геноцид осетин
– Возвращаясь к теме геноцида и личности Саакашвили, как вы считаете, увидим ли мы когда-нибудь на скамье международного суда людей, которые виновны в геноциде осетинского народа?
– Это очень сложный вопрос. Не думаю, что мы это увидим. Ведь геноцид со стороны Грузии не одномоментный, и когда говорят первый, второй, третий геноцид, я считаю это глупостью. Это политика, это постоянная политика, направленная против Южной Осетии. Нам придется еще долго убеждать в этом мир.
Посмотрите, сколько лет Армении понадобилось, чтобы хоть какие-то страны начали признавать геноцид. Во многом это зависит от того, насколько состоятельными мы будем и как народ, и как государство. Никто не будет слушать людей, которые не смогли построить государство, у которых кризис на кризисе сидит и кризисом погоняет. Поэтому это долгий процесс, но эти шаги надо делать. Я уверен, что мы добьемся своего, но хотелось бы, конечно, чтобы это было при нашей жизни.