Диана Козаева, Sputnik
В 2008 году Ирина Келехсаева была сотрудником официального интернет-сайта Смешанной контрольной комиссии (СКК) – четырехстороннего формата по урегулированию грузино-осетинского конфликта.
"Срочно! Цхинвал начали обстреливать"
Весь день – 7 августа – она вместе с коллегами работала в Цхинвале, освещала пресс-конференции, которые в те дни чуть ли не ежечасно давали представители власти и силовых структур. Вечером, на территории миротворческой части, все журналисты ждали прибытия и встречи с представителем России Юрием Поповым. Эта встреча так и не состоялась, а вернувшись в сожженное в ту же ночь здание парламента, их успокоили: "ребята, можете расходиться, все нормально, войны не будет".
"Мы разошлись уставшие по домам, легли спать. Помню, что когда начались обстрелы, я успела подползти к компьютеру и написать на сайте СКК: "Срочно! Цхинвал начали обстреливать". Потом вырубился свет, и я побежала в подвал. Помню, что в какой-то момент остановилась, меня заворожила картина: весь потолок вместе с люстрой втянуло взрывной волной и "выплюнутая", она осыпалась на пол вместе с пылью", – вспоминает Ирина.
Две ночи она практически провела в одиночестве в подвале частного дома родителей, куда перебралась незадолго до войны: квартира на пятом этаже, которую Ирина снимала, все время простреливалась, оставаться в ней было уже страшно и опасно. Старший брат – сотрудник МВД, в минуты затишья успевал забежать, чтобы проведать сестру.
За несколько дней до войны две дочки Ирины с родителями уехали встречать сестру из Санкт-Петербурга. Она называет это счастливым совпадением. В этом кошмаре с ней не оказалось ее детей.
"Когда началась авиабомбежка, самолеты летали так низко, что если высунуться из подвала, можно было увидеть кресты на их крыльях. Не понимая, что делать, я просто сидела и громко плакала: хотелось перекричать и свой страх, и этот невыносимый рев", – вспоминает она.
Война не без юмора
Единственной соседкой Ирины в эти страшные ночи была домашняя кошка Мурка.
"Все же говорят, что кошка находит самые безопасные места в доме. У нас в подвале есть закуток с лестницей в никуда, там мама складывала всякие порошки, салфетки. А после начала обстрелов я решила, что мой спаситель Мурка, которая забилась в угол этой лестницы. Понятно, что там, где спокойно могла разместиться кошка, мне пришлось сгибаться и сворачиваться калачиком. Но тогда мне казалось, что это самое лучшее убежище", – рассказывает она.
Когда по Цхинвалу заработала грузинская авиация, Ирине казалось, что там, наверху, города уже нет: тяжелые выстрелы и взрывы были слышны отовсюду. Как и звук рассыпающихся под их натиском зданий. Но даже в такие минуты, когда, казалось бы, надежда утеряна, находились поводы для улыбки и веры жизнь.
В одну из редких минут затишья Ирина услышала странные звуки. Оказалось, что это старенькая глухая соседка громко мела веником засыпанный кусками штукатурки и кирпичей двор.
Как-то ей удалось пробраться к соседям в подвал, где находилась целая семья. Увидев, как грузинская пехота вывела людей из соседнего дома, жена спрятала мужа за штофы с вином. Рассуждала она просто: если военные зайдут, то детей, стариков и женщин не тронут, а любимый муж сможет отсидеться в приятном для него месте.
"Сам сосед потом тихо сидел и плакал, пытаясь сказать, что не смог бы защитить своих близких", – говорит Ирина.
Ждала гранату
Восьмого августа она услышала на соседней улице грузинскую речь.
"Я поняла, что грузинские военные в городе, потом увидела их в соседнем огороде. Сижу в кресле, которое успела перетащить из дома, и стала думать, как меня будут убивать: сразу, или помучают. Закинут гранату в подвал, как это обычно делается во время зачисток, или застрелят из автомата. Вот так вот сидела и ждала своей смерти. Думала о маме с папой, о детях, о том, как им будет тяжело узнать, что меня уже с ними нет", – вспоминает Ирина.
Она говорит, что девятого августа ее просто вытолкали из подвала, сказали, что если останется, то обязательно умрет. Небольшой семейный внедорожник был подбит – в него попал кусок разлетевшегося грузинского танка. Но довезти пять человек, трое из которых были соседские дети, до относительно безопасного поселка Дзау, все же смог. Эти несколько десятков километров стали, наверное, самыми длинными и страшными в жизни Ирины.
"Когда мы доехали до села Тбет, встретили ополченца, который сказал, что сейчас здесь пройдет грузинская пехота с зачисткой и нам лучше где-нибудь укрыться. Мы бросили машину за небольшим строением, и под автоматные очереди побежали в поле, спрятались в какой-то ямке. Я не знаю, сколько мы там пролежали, время текло необъяснимо медленно. Услышали, что по дороге идет колона военной техники, присмотрелись, какие на ней знаки и флаги. Ветер доносил до нас знакомый язык", – вспоминает она.
Это потом, после войны, она уже прочитала, что это была та самая колона, в которой ехал журналист Александр Сладков после боя, в котором погиб Денис Ветчинов.
"Ехала по кускам человеческого тела"
Ирина помнит, что пока они укрывались, по трассе с бешеной скоростью пронеслось несколько машин с мирными жителями, люди, как и они, бежали от войны.
Через какое-то время, Ирина и ее попутчики решили выбраться из укрытия, сели в машину и поехали в сторону Зарской дороги. Она специально опустила все окна в машине, чтобы было видно, что в ней только женщины и дети. Ирина признается, что очень боится крови, при виде которой тут же теряет сознание. Но в тот момент понимала, что "кровь будет" и в обморок падать никак нельзя.
"Я попыталась собраться, понимала, что надо выбираться. По дороге, до поворота на Зар, везде была подбитая техника, трупы. Удивленный нашим безрассудством местный ополченец только и сказал: "жми на газ, езжай как можно быстрее!" Все проехавшие до нас автомобили с беженцами, были расстреляны "в кашу". Мы ехали по кускам человеческого тела, а по человеческому скальпу на проезжей части я узнала свою знакомую, у которой осталось двое детей", – рассказывает она.
До Дзау они ехали как во сне, в страшном сне, напуганные, грязные, голодные.
"Это все, что осталось от нашего дома"
Из Дзау во Владикавказ их увезли добровольцы из Северной Осетии. Машину пришлось оставить в поселке, так как ехать на ней дальше было невозможно.
"Молодые парни, борцы. Помню даже, чем они нас кормили. Лаваш с сыром. И это была самая вкусная еда и самые добрые люди", – говорит Ирина, смеясь.
Во Владикавказе ее ждали друзья, дети и родители. Первое, что они сделали, когда увидели в каком Ирина состоянии, это "влили в меня полстакана коньяка" и отправили в душ.
По словам Ирины, старшая дочь часто вспоминает встречу с мамой.
"Единственное, что я взяла из дома в Цхинвале, это документы. Зашла к родителям и детям с этим пакетом и бутылкой коньяка, поставила их на стол и сказала: "все, дома у нас больше нет, ни о чем меня не спрашивайте, я пошла спать". Я была уверена в том, что мою, нашу прошлую жизнь стерли, и теперь нужно начинать все заново", – говорит она.
Правда не нужна была никому
Все эти дни Ирине звонили журналисты самых разных агентств. Но как только она начинала говорить о том, что на самом деле происходило в Южной Осетии, ее просто отключали.
"С моим повышенным чувством справедливости это воспринималось как оплеуха. В то время я сотрудничала с одним из западных журналистских агентств, представители которого, попросили написать для них обо всем пережитом. Где-то 11 августа, когда я чуть пришла в себя, села за ноутбук и отправила текст. Но его так и не опубликовали. Я просто прервала с ними общение. Моя правда никому не была нужна", – сказала Ирина.
Потом она решала вопросы с устройством детей в один из санаториев России, вернулась домой, занялась домом, который, к счастью, уцелел. А потом началось второе испытание – жуткая депрессия, когда почти три месяца не было желания выходить из дома и общаться с людьми.
Ирина уверена, что это была проблема многих людей в Южной Осетии, просто мало кто нашел смелости признаться себе в этом и обратиться к специалистам.
"Долгие годы пока перманентного конфликта, потом войн, отразились на нас, на наших детях это сейчас отражается. Два года назад у моей дочери начались панические атаки, долго лечили, ходили к психологам. И мы не единственная семья, которая столкнулась с этим, потому что с ПТС надо долго работать, а мы не работали совсем", – рассказала Ирина.
"Важно оставаться человеком в любой ситуации"
Ирина говорит, что после всего пережитого стала пацифисткой – ей не нравятся люди, которые говорят о войнах, хотят войны. Она плохо относится к тому, когда на маленьких детей надевают военную форму и дарят игрушечное оружие. Она уверена, что главный урок войны, который получили все, – это всегда оставаться людьми, которые, прежде всего, хотят мира.
"Получилось ли это у нас, я не знаю. У меня получилось", – сказала она.
Были и другие уроки августовской войны, говорит Ирина. Многие, например, пересмотрели систему ценностей.
"Когда тебе удалось выжить, ты начинаешь по-другому оценивать многие вещи. Очень много позиций было пересмотрено. Мне грустно, когда я вижу, как люди продолжают думать о деньгах, предательстве, чиновничьих креслах, о чем-то столь мелком и кратковременном, что хочется крикнуть им: "мы не вечны". Важно жить, любить, путешествовать, важно оставаться человеком в любой ситуации", – уверена Ирина.
