С утра я опаздываю на работу. Дворовая кошка поджидает в подъезде – ей тоже нужно завтракать, - так что приходится возвращаться в квартиру (кошка бежит рядом, трется о перила и мурлычет на весь подъезд) и открывать паштет, оставшийся с похода.
Наконец выхожу на улицу, моментально слепну на солнце, здороваюсь с белоснежными горами и иду в центр, мимо Совпрофа. Переход через Московскую здесь оригинальный – "от газона до газона", как говорит подруга, и без светофора. Светофор, правда, есть на перекрестке – но там нет зебры, а водители слишком не любят включать поворотники. Наверно, им кажется, что это грех.
Проходя мимо Дома Печати, по старой, из детства пришедшей привычке, поднимаю руку – коснуться низких плетей ивы. Их тут всегда было две – склонившись над асфальтом, они будто охраняли вход в здание, словно Два Древа эльфов на вратах в Морию. Я проходила между ними и бежала на третий этаж, в "Молодежку" - за много лет так и не научилась называть газету "Республикой", - здороваясь с сотрудниками и небольшим бюстом Коста на этаже.
А дальше, за Домом Печати, в моем детстве были заросли диких кустов и огромные клены, раскинувшиеся над руинами сгоревшей школы. Осенью картина получалась совершенно потрясающая – хрупкие кленовые листья сплошным дождем осыпались на тротуар, а из окон редакции открывался вид на целое море жидкого золота.
Теперь ива осталась одна, а на месте кленов и руин – футбольное поле, на котором обычно тренируются местные команды или играют дети. Трибуны так и не достроили, и я каждый раз с сожалением прохожу мимо, хоть и не отказалась бы понаблюдать за игрой или даже тренировкой. Очень это медитативное занятие – пить кофе и смотреть, как другие бегают.
Можно это делать, конечно, и без трибун, но с ними как-то удобнее все-таки.
Живущий на поле лохматый пес провожает меня до здания Научно-Исследовательского Института, которое все еще покрыто шрамами после войны, завершенной десять лет назад. Рядом со входом в институт – небольшая клумба с кустом тюльпана (вроде бы) и какими-то еще цветами. Весной, проходя мимо, я здоровалась с сотрудниками института, которые в тот момент как раз занимались утренним обследованием клумбы - придерживая шляпы, поливали цветы, разрыхляли землю и осторожно осматривали каждый листочек. Каждый раз я представляла этих же ученых в большом светлом парке вокруг нового здания НИИ – как они прогуливаются по дорожкам, обдумывая особенности корпускулярно-волнового дуализма, гомозиготности какого-нибудь генотипа или, скажем, архитектурных особенностей сел Кударского ущелья.
Сейчас ученые, плотнее застегнув пиджаки, с грустью смотрят на остатки цветов на клумбе. В ноябре всегда грустно смотреть на цветы.
Иду дальше, прохожу мимо импровизированной баскетбольной площадки в парке и выхожу к почте. Тут ситуация немного радостней – по утрам здесь выстраивается азартная очередь к киоску с "Комсомолкой". Верные читатели, тоже, как правило, в шляпах и пиджаках, забрав свежую газету, перебираются в сквер у памятника Коста и, рассевшись по всем скамейкам, принимаются читать. Потом, наверно, эмоционально обсуждают прочитанное – но настолько опаздывать мне уже совсем нельзя.
Год назад я жила в другом городе, с другим ритмом и другими маршрутами, но и там были маленькие детали, дававшие гранитным улицам душу, а зданиям – человеческие лица. Как и здесь, как и дома. Знакомый продавец в хлебном, охранник музея, неизменно улыбающийся тебе через дорогу, знакомый бариста, который делает кофе "как обычно"; а еще всякие мелочи вроде цветочной клумбы, старой будки парикмахера на углу, ласточкиного гнезда под карнизом. Эти мелочи ведь и создают образ города и, главное, чувство принадлежности к нему, придают смысл местам и моментам.
И проходят годы, многое меняется, что-то даже меняется к лучшему, но всегда сидят старшие на площади и у Коста, всегда бегают дети в маленьком центральном парке, и одни и те же люди идут по одним и тем же улицам в ритме дыхания старого города. Неизменно, как утренняя газета с чашкой кофе.
Пусть будет так.
