"Стоял октябрь, и я возвращался домой. В октябре все возвращаются домой".
"В Дороге", Джек Керуак.
Когда-то давно, еще в начале студенчества, когда я впервые читала Керуака, именно эта строчка запала мне в душу сильнее всего — потому что я очень люблю октябрь. С одной стороны, конечно, потому что в октябре мой день рождения; мы все в некоторой степени эгоисты и привязываем какие-то "лучшие" вещи к себе любимому. Но цхинвальский октябрь — вещь совершенно особенная, со своей душой и атмосферой, и не любить его невозможно.
Строго говоря, домой я вернулась в конце декабря, но, несмотря на все попытки научиться не жить ожиданием — события, дня, поездки и вообще чего угодно там, в будущем, впереди — несмотря на это, я весь год исподтишка, тайком, чтобы не обидеть весну и лето, ждала свой любимый месяц.
В Москве октябрь — это затяжные холодные дожди, теплые плащи, перчатки, моментально остывающий кофе на вынос и плывущие в мокром воздухе выхлопы над дорожными пробками.
Поэтому всегда было так тяжело выдерживать московскую осень. Глухое отчаяние от предстоящей темной, бессолнечной, словно бесконечной зимы начинало подступать еще в конце августа, отравляя последние теплые дни и без того короткого лета. Потому что я помнила, каким должен быть настоящий октябрь — светлый, щедрый месяц, который мягко принимает в свои объятья после ласкового сентября и спокойно готовит к зиме, снегу и новогодним гирляндам.
Потому что октябрь — это про невесомую, незаметную дымку в воздухе, долгие нежные закаты, яркие звезды, холодными колючками висящие в синем небе. Это первый снег на перевалах и первые заморозки в глубоких ущельях, последний сладкий виноград, первая калина и мушмула на городском рынке. Это из детства пришедший запах дыма от костров, потому что в огородах жгут опавшие листья; а на улицах эти листья шуршат под ногами, холодный воздух щиплет кожу, а солнце греет тихо и словно бы осторожно, и весь город будто укутывается в тепло, замирает в ожидании зимы.
Октябрь — месяц, в котором всего с лихвой: золота и огня в горах, хрупких сладких яблок, орехового варенья, последних грибов, тишины даже на городских улицах и горячего глинтвейна дома по вечерам. Это месяц, про который писал Брэдбери, месяц страшных историй и жарких костров, месяц уюта и тепла — в том числе душевного.
Конечно, потом будут дождь и слякоть, первый мокрый снег, затем второй мокрый снег, продрогшие руки и резкий ветер в лицо. Будет зима впереди, но в таком правильном октябре лучше помнится, что в зиме есть мягкие сугробы, синие тени на заснеженных горных склонах, декабрьские праздники, мандарины и шорох оберточной бумаги, а дальше — растущие дни, капель, первые почки, весна — и новая жизнь.
