Яркий деятель осетинской литературы, талантливый и невероятно трудолюбивый Георгий Бестауты среди творческой интеллигенции того времени без преувеличений считался одним из лучших. Прекрасный знаток грузинского и осетинского языков, поэт и переводчик, всего за 25 лет работы на литературном поприще он оставил глубокий след в развитии осетинского художественного слова, и обширное наследие его еще требует детального изучения.
О людях такого масштаба всегда хочется знать больше, особенно о том, какими они были вне работы, вне сухих фактов в биографическом описании. Мы предоставляем вам уникальную возможность погрузиться в эпоху и атмосферу, в которой жил Бестауты, узнать его лучше через воспоминания дочери Залины.
Диана Валиева
Витязь в тигровой шкуре
Первое, что бросается в глаза при входе в квартиру, где жил и работал поэт и переводчик Георгий Бестауты — его портрет, расположенный в гостиной. В соседней комнате, бывшей кабинетом поэта, все так же стоит старый письменный стол, в котором хранятся рукописи и архив. За его любимым садом старательно ухаживают, а в гараже стоит старая "Волга", принадлежавшая Георгию. На ней давно уже никто не ездит, но машиной все еще дорожат — "это наш талисман", отмечает его дочь Залина Бестауты.
"Конечно, мне сложно судить об отце объективно, но я поражаюсь, как можно было оставить такой яркий след всего за 45 лет жизни. Даже лет через 20 после его смерти, люди, которые узнавали, что я его дочь, начинали плакать. Я думаю, человек, который по прошествии такого времени заставляет кого-то плакать, действительно достоин самой светлой памяти", — говорит она.
Дочь поэта вспоминает, как отец работал над своим переводом "Витязя в тигровой шкуре".
"Все наше с братом детство — это перевод "Витязя в тигровой шкуре" Шота Руставели. Думаю, если бы он занимался не переводом, а только поэзией, творчество его было бы намного обширнее. Труд был тяжелейший — когда он работал, дом погружался в абсолютную тишину, и мы с братом становились неслышимыми и невидимыми", — рассказывает Залина.
"У меня остались отрывочные воспоминания о том, как шла работа отца — время от времени он прочитывал маме, прекрасно владеющей грузинским языком, фрагменты перевода, как бы проговаривая пробовал разные варианты, находился в постоянном поиске. Копался в этимологии слов, вытаскивая их истинное происхождение, анализируя тонкости значений", — добавляет она.
Результатом многолетней работы стал поэтически совершенный перевод известной поэмы, который был очень высоко оценен современниками Бестауты.
"Однажды, уже после смерти папы, маму представили Васо Абаеву, он пристально посмотрел на нее сквозь толстые линзы очков и сказал, что читал "Витязя в тигровой шкуре" в переводах на многие языки, но осетинский перевод Георгия Бестауты считает самым совершенным. Это было произнесено в присутствии многих, но, к сожалению, нигде не зафиксировано. А жаль, я считаю очень значимой эту оценку Василия Ивановича", — рассказывает дочь поэта.
Господство осетинского
Особого внимания заслуживает история знакомства Георгия с будущей супругой Салимат. Отец Салимат, ветеран Великой Отечественной войны Заурбек Зозираев был тбилисцем — в Тифлис переехал из села Цъир еще его дедушка с семьей. Тем не менее, в доме Зозираевых всегда звучала исключительно осетинская речь, несмотря на прекрасное владение грузинским, знание армянского языка. Заурбек был одним из основателей осетинской школы в Тбилиси, которая до сих пор функционирует. Залина вспоминает по рассказам матери, как та с сестрами ходила по дворам, агитируя местных осетин, чтобы они отдавали своих детей в осетинскую школу — для ее открытия нужно было набрать необходимое количество учеников. Всячески опекал он и студентов из Осетии, учившихся в Тбилиси.
"Мой дед обходил учебные части вузов и узнавал о поступивших осетинах, с которыми сразу завязывал знакомства, поддерживал их, часто собирал в своем доме с большим фруктовым садом. Угощал грецкими орехами — шутил, что они полезны для мозгов, а осетинская молодежь должна быть умной. Одним из этих студентов был мой отец, с которым тогда мама и познакомилась", — вспоминает дочь Бестауты.
Семья самого Георгия переселилась ближе к Цхинвалу из села Годжытикау, когда он только окончил начальную школу на осетинском языке. Не владея ни русским, ни грузинским, он столкнулся со сложностями в поиске школы. В русскую его сразу не взяли из-за незнания языка, получилось поступить в грузинскую.
"Поступив в грузинскую школу без знания языка, он столкнулся с трудностями, но в итоге окончил ее с медалью. После чего с блеском поступил в Тбилисский университет на факультет журналистики. Грузинские литераторы даже говорили потом, что их молодые поэты должны учиться искусству слова у осетина Бестауты. У него установились дружеские отношения с грузинскими писателями, которые высоко ценили его", — рассказывает Залина.
Она добавила, что его можно было назвать человеком-мостом — он достойно представлял осетин в Грузии. На его похоронах был цвет грузинской интеллигенции, в том числе, например, писатель Нодар Думбадзе. И тем не менее, он был человеком до мозга костей преданным своим корням.
"Фамилия Бестауты — я с ней родилась. Папа выбрал такое написание своей фамилии сразу после университета — чувство того, что он осетин сидело в нем очень глубоко. Дома мы говорили только на осетинском, при поступлении в школу я и русский толком не знала", — вспоминает она.
В начале 2000-х Нафи Джусойты был подготовлен к печати и издан трехтомник сочинений Георгия Бестауты.
"Когда Нафи Григорьевич в конце 90-х готовил трехтомник отца к изданию, мы с ним много разговаривали о его жизни и творчестве. В ходе работы он отметил, что считает Бестауты крупнейшим осетинским поэтом-романтиком второй половины 20-го века.
К сожалению, почти весь тираж первых двух томов сгорел во время событий 2008 года. Я вижу в этом даже что-то символическое — отец был настолько большим патриотом и настолько для него было важно все, что происходит в Осетии, что 2008 год и его опалил в каком-то смысле" — замечает Залина.
Георгий Бестауты в воспоминаниях дочери
— Наш жилой корпус — Дом писателей — был очень дружным. Напротив нас жил писатель Елиоз Бекоев, к которому мы с братом совсем маленькими частенько ходили в гости на чаепития. Папа близко дружил с Михаилом Нартыхты, очень близки они были с Нафи Джусойты. В доме всегда бывало много гостей — писатели юга и севера Осетии, художники, актеры, среди которых и Хаджи-Мурат Дзуццати, Георгий Дзугаев, Гафез. Уже после ухода отца, его друзья по инициативе Зураба Ломидзе, вернейшего друга и однокашника, стали собираться у нас 5 мая, в его день рождения. Традиция длилась более 30 лет, и даже в этом году Зураб попросил положить к памятнику отцу цветы от его имени.
Папа очень любил свой сад. По весне он садился и скрупулезно расчерчивал, где и что будет сажать, много работал в построенной им самим беседке в окружении цветов. Очень любил радовать кого-то цветами. Помню, мне было лет двенадцать, летним вечером папа в саду нарезал шикарный букет роз и отправил меня с ним через весь город к своему другу писателю Федору Гаглоеву (Гафезу).
Каким он был отцом? Не строгим, но и не баловал нас. У папы была установка — "сывæллон хъуамæ истæмæ бæлла" (ребенок должен к чему-то стремиться), и это очень правильно. Мы его уважали настолько, что не посмели бы ослушаться.
Он очень много работал, и вместе с этим у него всегда было время на нас с братом. Я помню, как он читал нам осетинские сказки, нартовские сказания, читал нам даже Геродота. Мы часто ходили в походы втроем. Сейчас я задумываюсь о том, что наверно каждый человек так или иначе предчувствует, сколько ему отмерено, возможно, он боялся не успеть, поэтому старался проводить с нами больше времени.
Мне только исполнилось 15 лет, когда отца не стало. Он запомнился мне таким "античным" человеком в смысле полного буйства чувств, умеющим заразительно смеяться, очень эмоциональным, но при этом отходчивым. Мама все время смеялась, что он, бывало, вспылит на кухне, а к тому времени, как дойдет до комнаты, уже оглядывается с улыбкой.
После института я работала в университете в Южной Осетии, пресловутый квартирный вопрос вынудил нас переехать в Якутию в середине 90-х, но все равно мы очень часто приезжали в Цхинвал, подолгу бывали здесь, можно сказать, что наши дети выросли здесь. На севере я в каком-то смысле пошла по стопам папы, хотя это очень громко сказано, работала главным редактором издательства.
Родители воспитывали нас очень по-осетински — в семье был культ личной скромности и сдержанности. До сегодняшнего дня, хорошо это или плохо, я живу по принципу: я дочь своих родителей и должна вести себя так, чтобы мне не было стыдно перед ними.
