По стихотворениям и публицистике осетинского поэта и ученого литературоведа Хаджи-Мурата Дзуццати можно изучать новейшую осетинскую историю – правдивую и неприукрашенную. В его стихотворчестве передана истинная атмосфера событий, которые привели к геноциду осетинского народа 1990-х годов. Скромный и немногословный, Хаджи выражал эмоции через творчество и не боялся говорить правду, даже если она была неугодна.
Осетинский поэт-шестидесятник, будучи однокурсником Евгения Евтушенко, Роберта Рождественского и Бэллы Ахмадуллиной, разделял их передовые взгляды, борьбу за идеалы и справедливость. Ценящим правду и справедливость вырос и его старший сын Владимир или Коко, как его называют в Южной Осетии – один из тех ребят, которые остановили десятки тысяч грузинских националистов у въезда в республику 23 ноября 1989 года. Об этих событиях он уже рассказывал Sputnik. Владимир стрелял из настоящего оружия на войне, оружием Хаджи было слово, и цель у них была одна – борьба за свободу и будущее осетинского народа.
Диана Валиева
Хаджи не был человеком той системы
– Наверное, отец должен был жить в наше время – он не был человеком той системы. Его взгляды были антигрузинскими, и он никогда не боялся говорить о них вслух, пока остальные молчали. Тогда даже грузины привлекали его на свою сторону, переводили его стихи на грузинский и пытались изменить отношение к себе на более лояльное, но папа никогда не отходил от своей правды.
Его стихи не отвечали требованиям того времени, он поднимал темы, о которых не принято говорить: о том, что нужно быть честным и не предавать себя. Никому не пел дифирамбы, как это делали многие. От него старались держаться подальше из страха, что им тоже припишут антигрузинские или антисоветские взгляды. Но рядом с ним всегда были его близкие друзья и коллеги Алеш Гучмазты, Георгий Бестауты, Исидор Козаты и Владимир Икаты.
К нам в гости часто приходили известные осетинские писатели и актеры, пока я жил с отцом. А потом, уже в 70-х годах, стало сильно ощущаться давление грузин, в 1976 году осетинский театр поделили на осетинскую и грузинскую труппы, в Дзау, Итрапис и другие села начали перебираться первые грузинские семьи.
Папа тогда был редактором газеты "Хурзарин" и очень много работал, но тогдашнее руководство республики его сняло — под давлением Тбилиси. Прямо, конечно, ничего не говорили и не угрожали, но морально уничтожали – у него не было трибуны, он не мог издаваться даже в газетах, никто его не печатал. Что может быть хуже для творца, чем невозможность быть услышанным?
Был период в 1993 году, когда не на что стало жить. Тогда он уехал во Владикавказ и с помощью Ахсара Кодзати стал работать в журнале "Мах дуг". Но даже туда отца не хотели пускать, если бы Кодзати не отстоял его назначение – он говорил, что это место недостойно поэта такого масштаба. И все же он не мог печатать все свои стихи, а те, что печатал, проходили через серьезную цензуру. Потом он женился второй раз и вернулся в Цхинвал.
Чаще слушал, чем говорил
Папа был очень скромным и спокойным, он никогда не повышал голос и чаще слушал, чем говорил, а уже потом выдавал эмоции пером. Он мог подолгу наизусть читать свои стихи, был фанатом и профессионалом своего дела – таких людей очень мало и они очень востребованы сейчас.
Хаджи часто приносили подарки, но он их никогда не принимал. Обычно дарили дорогие сигары, а он отказывался и по традиции закуривал дешевые сигареты "Прима". Все, кто его знал, отмечали порядочность и скромность отца – это было у него в крови, и он не мог иначе, все свои мысли направлял в творчество. На самом деле ему ведь достаточно было минимальных условий, позволяющих писать.
Я говорил, что ему надо уезжать из Цхинвала туда, где будет возможность писать и издаваться или хотя бы быть в кругу людей, которые его услышат. По большому счету, тут такого общества не было, да и сейчас нет. Все еще важнее материальная составляющая – честь, гордость, достоинство отходят на задний план. Думаю, что если бы он меня послушал и уехал в Москву, дожил бы как минимум до 95 лет.
Описывал то, что видел
– Во время войны 90-х годов каждый раз, когда мы встречались, я говорил ему – пиши то, что видишь. Все тогда были в прострации и в каком-то мандраже, хотя многие это скрывали или просто не осознавали свой страх. Знаешь, у страха есть два этапа: сперва бывает шок, а когда шок проходит, ты осознаешь его и больше не можешь жить нормально. Поэтому сейчас столько смертей — через 10 лет после войны испуг переходит в другие, более серьезные болезни.
Надо идти в ногу со временем и писать то, что происходит здесь и сейчас, а не потом, когда это остается в прошлом. Потому что все со временем теряет актуальность, и он писал о настоящем, даже если это не допускали к печати. Так писалась эта красная книга "Меж двух веков", в которую вошли стихи, написанные в годы осетино-грузинской войны. Она расписана по месяцам и датам, он понимал, что это необходимо. Книга издана в 2000 году во Владикавказе, отец очень ждал ее, но вышла она только через месяц после его смерти.
Я рос сам по себе
– Не могу сказать, что отец оказал на меня какое-то особенное влияние. Так получилось, что с шестого класса я жил практически самостоятельно, за что благодарен родителям. Зато теперь я ни от кого не завишу и все умею делать сам. В народе любят говорить, что яблоко от яблони недалеко падает, но это глупо. А что если яблоко укатилось или может даже упало в пропасть?
Но был один разговор с отцом, который я запомнил на всю жизнь. С детства я хорошо учился, потому что считаю, что если что-то делать, то необходимо делать это хорошо. Я никогда не возьмусь за то, в чем не уверен и никогда не брошу то, за что взялся – нельзя оставлять начатое на полпути.
Так вот, учился я, кажется, в пятом классе, отец тогда работал в НИИ, а я ходил в школу напротив. Один семестр я позволил себе немного побездельничать и не уделял должного внимания гуманитарным наукам, особенно осетинскому языку, так как считал их второстепенными. Мне были интересны стратегические предметы вроде математики, химии, геометрии и физики.
На очередное собрание вызвали отца, прекрасно зная о том, что он мастер и фанат осетинского языка. Я зашел к нему на работу и позвал в школу, где учительница по осетинскому языку рассказала о моих успехах, а точнее об их отсутствии.
Помню, как сегодня, он спокойно вышел, не ругался, и только мягко сказал мне, что я могу ничего не учить и получать тройки по всем предметам, но свой родной язык обязан знать идеально, писать на нем, думать и говорить. Эти слова навсегда засели в моей памяти, и до сих пор я часто их вспоминаю. Отец говорил, что человек, который не знает свой язык в совершенстве, не достоин уважения и среди представителей других народов.
Отцовскому поколению было сложнее бороться
– Я всегда все говорю как есть и это трудно в том смысле, что когда ты говоришь правду, многие перестают с тобой общаться. Отец тоже говорил прямо, высказывал свои мысли через стихи, даже если их не печатали. Борьба того поколения была сложнее, за слово могли отправить в лагерь, репрессировать. Они проделывали большую работу, большое дело. Это теперь мы свободно можем выражать мысли, не страшась такого наказания.
Например, Юлия Габараева – химик из университета, сильнейшая патриотка своего народа. Когда грузины собирались построить в селе Тбет химический завод в 1979 году, чтобы осетины травились мышьяком и умирали, она подняла общественность и студентов ЮОГПИ против строительства, благодаря чему, завод не был построен. В результате, она подверглась репрессиям, и ее сняли с должности. Таким образом, нас трусливо отравляли разными способами, технично уничтожая осетинский народ.
Нашему поколению было легче на войне – есть враг, и есть мы, а дальше либо тебя убьют, либо ты убьешь. У такой войны есть одно сильное преимущество – на ней все придуманные человеком уставы и законы нивелируются, чувствуешь всеобъемлющую свободу.
Прошлое мне больше неинтересно
– Все, что я говорю, можно легко доказать, надо не бояться высказывать правду и бороться за справедливость. Иначе, когда-нибудь, лежа на смертном одре и вспоминая о прошлом, ты будешь сожалеть о том, что многое не сказал и не сделал вовремя или продал совесть за деньги, которые сейчас уже не имеют никакого значения.
Я многое видел и многое знаю о войне и реальной обстановке тех лет. Всегда прямо рассказываю о прогрузинском настрое тогдашнего руководства, как и мой отец рассказывал. Как только Хаджи осознал это, он первый сдал свой мандат депутата.
Но для меня этот этап уже пройден, мне это неинтересно. Сейчас я читаю английские романы в оригинале, интересуюсь робототехникой и полетами на Марс. Скоро весь мир поменяется под влиянием технического прогресса, поэтому я предпочитаю смотреть в будущее.
