Не везет с экранизациями
Сергей Довлатов — один из самых легких для чтения писателей. Полу-армянин, полу-еврей, он, тем не менее, виртуозно владел литературным русским языком.
Сегодня произведения Довлатова — это золотой стандарт литературы на русском. Важный показатель — люди читают Довлатова вовсе не по обязанности. Наоборот, для души. Потому что Сергей Донатович — очень веселый был писатель, хотя, порою, говорил о печальных вещах.
В СССР его не издавали. Довлатов уехал из Ленинграда сначала в столицу советской Эстонии Таллин — по тем временам, почти что в Западную Европу. Но даже в либеральной Прибалтике его рассказы пришлись не ко двору. И Сергей Довлатов перебрался в Нью-Йорк, где оказался обласкан и осыпан почестями. Умер он довольно молодым — в сорок восемь лет, когда на родине его стали, наконец, издавать.
Про Довлатова я могу говорить много. Из рассказа в рассказ кочует его герой — очаровательный оболтус-журналист со сложными отношениями с редакторами и теплыми — с алкоголем. Жить по Довлатову — соблазнительно, но, увы, невозможно. Ни одна печень не выдержит.
И вот каким должен быть фильм про такого писателя? Наверное, веселым и искрометным. Есть, в принципе, все шансы если не переплюнуть "Двенадцать стульев" или "Золотого теленка", то блеснуть не менее ярко. Но романам Ильфа и Петрова везло с экранизациями, а Довлатову, увы, нет.
Сначала за его творчество взялся легендарный Станислав Говорухин, сняв в Таллинне фильм "Конец прекрасной эпохи" — произведение монотонное и спорное, не лучшее в фильмографии мастера. Честно сказать, я думал, что тот фильм — неудачен. Пока не посмотрел новый фильм Алексея Германа-младшего.
Не без Данилы Козловского
Весь фильм проходит в каком-то тумане. Несомненно, это — некий символ. Правда, я до сих пор не могу понять, что он значит. И зачем?
А в этом тумане бродят бледные тени героев. Их функции — помелькать в кадре, сказать что-то остроумное, и отойти на задний план. Никакой драматургии или конфликтов их появление не вызывает.
Собственно, в фильме на протяжении двух с лишним часов ничего и не происходит. Довлатов тусуется, гуляет с дочкой, заходит в редакции. Все.
Иногда случаются какие-то кратковременные всплески действия, но все почему-то нарочито трагичные и кровавые. Вот, например, молодой писатель режет себе вены, запершись в кабинете редактора. Я в свое время всего Довлатова, каюсь, перечитал неоднократно, но такого момента не припоминаю.
Но самый кровавый эпизод фильма связан с Данилой Козловским. Да. Он в этом фильме тоже есть. Последнее его явление народу состоялось в фильме "Матильда", где злодей топил героя Данилы в стеклянном кубе. Казалось бы, глупее ничего и быть не может. Но только казалось.
В "Довлатове" к Козловскому прилипла роль еще более глупая. Он играет фарцовщика. Ходит такой — в замшевой куртке с бахромой на рукавах, как у Чингачгука. А на голове — шапочка, как у героя Джека Николсона из легендарного фильма "Пролетая над гнездом кукушки". Но даже шапочка не делает из Козловского Джека Николсона.
По фильму к фарцовщику в исполнении Козловского приходят страшные люди, предъявляют корочки ОБХСС. И никто не догадывается, что это — палачи с руками по локоть в крови. Да-да! Эта кровавая "обэхаэсня" зачем-то кидает Данилу Козловского под колеса автомобиля. А когда тот не умирает с первой попытки, кидают еще раз.
Если остальные эпизоды фильма более-менее можно переварить, то палачи из ОБХСС не объяснимы ничем.
На самом интересном месте
Этот кровавый кошмар не сказать, чтоб довлел над повествованием, но и не сделал его энергичнее. У меня возникало стойкое ощущение, что создатели фильма не то, что не стремились создать какую-то интересную драматургию — они ее изо всех сил избегали. Большинство сцен с намеком на какой-то конфликт оборачивались ничем. Пустотой!
Вот, например, узнает киношный Довлатов о том, что произведения непризнанных писателей отдают пионерам на макулатуру. И стоит такой Довлатов во дворе, а ветер гоняет обрывки рукописей. И подходит к нему учительница, говорит: "Помогли бы детям, тяжело им? Помогли бы, а?" И вот это вот — ничем не кончается. Сразу бегом к следующему эпизоду.
Или другой пример: жена ставит Довлатову ультиматум: "Или семья, или литература! Выбирай немедленно!" И вы думаете, Довлатов что-то выбирает? Ха! Опять обрыв эпизода.
С почтительным трепетом
Сергея Довлатова играет сербский актер Милан Марич. По фактуре, да и по лицу он похож на Дмитрия Дюжева. Но в силу каких-то резонов играет не Дюжев, а Марич. Хотя актерский арсенал у сербского актера — какой-то, как мне показалось, бедный. Он может разве что очаровательно так улыбаться. И это все, что он может.
Как герой Довлатов никуда не развивается, никаких изменений с ним не происходит. Он остается ровно таким же, каким и был в начале фильма.
Видно, что к образу главного героя создатели фильма относятся с почтительным трепетом. Он — вообще не живой человек. Это какой-то оживший монумент, иногда изрекающий остроты. У него нет никаких слабостей. Он даже не напивается ни разу. Ибо как можно! И живым человеком — соответственно, вовсе не предстает.
Чуть получше Иосиф Бродский. Но тоже не подарок, на самом деле. По фильму будущий нобелевский лауреат пересекается с Довлатовым раза три. И между ними — нет, не проскакивает искорка, как можно было бы ожидать от встречи двух гениальных людей. Они ведут какие-то скудно прописанные беседы: "Я — великий поэт! Мои стихи бессмертны!" "А меня не печатают, займи 25 рублей!" Вот ни капли не шучу.
В общем, конечно, хорошо, что мы помним таких людей, как Сергей Довлатов. Правда, жалко, что изваяния ему высятся, перефразируя другого гения, Владимира Маяковского, из этаких роз. Но когда-нибудь, будем надеяться, истинный его образ проклюнется сквозь скорлупу монументальных штампов, и появится настоящий Сергей Довлатов, каким он и полюбился читателям его прекрасных книг.
