Этот день призван напоминать пишущей братии о необходимости "выступать против негативных аспектов демократической печати, воздерживаться от лживых публикаций, преднамеренной фальсификации, умышленного искажения фактов или тенденциозно бесчестной их интерпретации ради политических, групповых и личных интересов".
В этот день принято вручать всяческие литературные премии и награды. В связи с тем, что я еще тот книжный червь, да и день располагает, решила составить список своих душетрогательных книг — книг, которые тронули за душу и оказали влияние на восприятие мира. И, пожалуй, немного усложнив себе задачу, исключу свою своеобразную школьную программу. Своеобразную потому, что она формировалась при разломе СССР и каким-то невероятным образом нам все время ее перемешивали. Что-то вчера было нельзя, что-то сегодня.
Однако не было в моей школьной программе "Властелина колец", который я люблю не только за волшебный эльфийский язык, который можно по нему выучить, но и за то, что подготовил к мысли, что "некоторые раны слишком глубоки", и что возвращение невозможно. "Я хотел спасти Шир, и теперь он спасен, но не для меня. Так часто бывает, когда нужно что-то спасти: кто-то должен отказаться от него, потерять для себя, чтобы сохранить для других", — такой вот урок от маленького хоббита.
Не было и "Ста лет одиночества", как впрочем практически всех представителей латиноамериаканского магического реализма. О, эти волшебные и недоступные в Цхинвале в первой половине нулевых книги Маркеса-Борхеса-Кортасара. И эта несчастная продавщица книжной лавки перед зданием ГОВД, которую я все время донимала просьбами привезти мне их книги. И когда это случалось, сколько было радости и пропущенных лекций! "Вне времени", "Алеф", "Модель для сборки" и прочее, прочее, прочее — без чего я не мыслила тогда жизни.
Чуть раньше, еще школьницей, когда бывало грустно-грустно, я вытаскивала толстый том "Похождений бравого солдата Швейка" Ярослава Гашека и смеялась до колик, смеялась так громко, что мама грозилась выгнать из комнаты, и я всеми силами пыталась сдержаться, но, всегда доходя до фельдкурата Отто Каца, опять заливалась смехом, чем и заслуживала выдворение на кухню. Мне кажется, в идеальном мире эту книгу должен был давно экранизировать Эмир Кустурица, который, кстати, скоро завершит работу над еще одной книгой, которая теперь в моем списке "Мост на Дрине" Иво Андрича.
Из книг, которые я никогда не смогу забыть, ибо с ними приходилось вести настоящую войну, самое первое место занимает "Хазарский словарь" Милорада Павича. Уж сколько я с ним воевала. И так пыталась читать и эдак. Ничего не получалось. И когда я уже опустила руки, книга сама раскрылась на совершенном преступлении, я потянула за эту нить, и книга распуталась как клубок, раскрывая тайны древних хазар сквозь христианскую, мусульманскую и иудейскую призмы. В целом, книги Милорада Павича завораживают меня именно этой интерактивностью, ведь от того, кто читает книгу, зависит развязка истории. Кто-нибудь обязательно заглянет в колодец и увидит там тебя, читатель, и от того, кто ты, решится судьба одного из героев…
Нет, все-таки книжным червям нельзя составлять списки: в голову лезут и "Книга воина света" и "Хроники заводной птицы", и вот уже надейки затевают коровяк, и Зона приближается всей неотвратимостью улитки на склоне, и муми-троли готовятся к концу света и сотни-сотни других героев с неотвратимостью грозы, накрывающей ненавидимый прокуратором город, желают вновь пробиться буквами на белый лист…
И все же… Все же. Последний абзац я оставлю за тем, кто тронул сердце больше всех, раскрывшись, уже даже в пост-университетские мои годы, в своей духовной поэзии:
"Но он молчал, свершая волю
Его пославшего отца.
На узника с душевной болью,
С тоской, сочувствьем без конца,
Смотрел и суд… Венец терновый…
Позорный плащ, рубцы и кровь…
За что?.. За братство и любовь,
За мощный призыв к жизни новой,
За свет познанья, за свободу?..
Какой позор! Всему народу
Не смыть проклятия вовек,-
Опомнитесь!.. "Се человек…".
"Се человек" Коста Хетагуров… "Завет любви храните строго. Любите как любил и я"…
