Диана Козаева, Sputnik
4 июля 1992 года была создана Смешанная контрольная комиссия (СКК), на долгие годы ставшая основным институтом урегулирования грузино-осетинского конфликта. Ей, в числе прочего, предстояло осуществлять контроль за прекращением огня, выводом вооруженных формирований, обеспечением режима безопасности в зоне соприкосновения. Как создавался один из важнейших в тот период органов? Какие события этому предшествовали? Были ли в Грузии политики, которые действительно хотели мирно разрешить конфликт? Об этом и не только - в эксклюзивном интервью Sputnik с одним из сопредседателей СКК, экс-президентом Южной Осетии Леонидом Тибиловым.
– Создание Смешанной контрольной комиссии и ее функционирование по вопросам урегулирования грузино-осетинского конфликта занимает огромное место в нашей политической жизни. Хотя она прекратила свою деятельность в 2008 году, после того, как Грузия пошла открытой войной на Южную Осетию.
Я благодарен вам и всей редакции агентства Sputnik, что этот вопрос регулярно поднимается, потому что это наша история и мы должны ее знать.
Хочу отметить, что большую роль в создании СКК, конечно, сыграла российская сторона. Мы помним, какая тяжелая и напряженная ситуация была в 1992 году, когда мы стали свидетелями самого жестокого уничтожения мирного населения на Зарской дороге. Мы об этом говорили в прошлом году, когда отмечали 30-летие ввода российских миротворцев. Известно, какая огромная работа была после этого проведена российской стороной и руководством Северной Осетии.
После тех сигналов, которые шли и из Северной, и из Южной Осетий, высшее руководство России, конечно, было обеспокоено тем, что здесь происходит. Многие жители Южной Осетии ради спасения жизней своих детей, женщин и стариков уезжали из Южной Осетии в Северную. Она приютила около 70 тысяч беженцев, это огромное количество людей. Им, конечно, надо было создавать условия для жизни, и российская сторона отвечала за происходящее в одном из субъектов страны.
17 июня 1992 года вице-президент России Александр Руцкой издал указ об оказании помощи в вопросах размещения беженцев. В то время президент Борис Ельцин находился в отъезде, поэтому указ подписал Руцкой. Его указом была также создана государственная комиссия по изучению ситуации в обеих частях Осетии. В ее состав вошли представители различных структур России во главе с председателем Государственного комитета по гражданской обороне и чрезвычайным ситуациям Сергеем Шойгу. Изучив ситуацию, он доложил обо всем Руцкому.
Тогда же было организовано сочинское совещание руководителей России и Грузии с участием руководства Северной и Южной Осетий. Были выработаны основные принципы по вопросам урегулирования грузино-осетинского конфликта, где также было предусмотрено создание СКК.
В этой связи представители России, Северной Осетии, Южной Осетии и Грузии провели 3 июля в Цхинвале встречу, на которой был проработан вопрос создания СКК. Но сама комиссия была создана во Владикавказе уже на следующий день – 4 июля, на этой встрече присутствовал и я. В нее в качестве сопредседателей вошли Сергей Шойгу, председатель правительства Северной Осетии Сергей Хетагуров, Грузия была представлена министром обороны Тенгизом Китовани.
В состав общей комиссии также вошли тогдашний глава правительства Южной Осетии Олег Тезиев и министр обороны и ЧС Павел Газзаев.
Перед СКК была поставлена задача, в первую очередь, организовать работу миротворческих батальонов, задача по прекращению огня в зоне конфликта и, конечно, вывод вооруженных сил из этой зоны.
– Вы отметили, что на первой встрече были избраны сопредседатели от трех сторон – России, Северной Осетии и Грузии. Почему Южная Осетия с первых дней работы комиссии не была представлена полноправным участником процесса и как удалось этого добиться?
– Я хочу отметить, что создать СКК тоже было непросто. Грузия долго выступала против этого и против ввода сюда миротворческих сил, она по-своему планировала решить "югоосетинский вопрос" – силовым путем. И на первое время это (отсутствие сопредседателей от Южной Осетии) было чисто политическое решение. Понадобилось около двух лет, чтобы СКК полноценно заработала уже с участием югоосетинской стороны. Первым сопредседателем от югоосетинской части стал Олег Тезиев.
– Как выбирались представители и руководители сторон? Существовал ли какой-то регламент или каждая сторона решала этот вопрос на свое усмотрение?
– Участники представлялись высшим руководством каждой из сторон. Этот принцип сохранился на все время деятельности СКК. В разное время Южную Осетию также представляли Александр Шавлохов, Владислав Габараев. После него эти задачи были возложены на меня. Затем сопредседателем стал ныне покойный Борис Чочиев, который работал на этой должности вплоть до развала формата в 2008 году.
Однозначно, самый тяжелый период работы СКК пришелся именно на его время. Это было непростое время. И он с достоинством выполнил все возложенные и на СКК, и на него лично задачи.
– В формате СКК велась работа и над российско-грузинскими межправительственными соглашениями 1993-го и 2000 годов, московским Меморандумом о мерах по повышению безопасности и укреплению доверия между сторонами в грузино-осетинском конфликте 1996 года. Каково было значение этих документов и какую роль в этом сыграла Смешанная контрольная комиссия?
– Смешанная контрольная комиссия была единственным механизмом, через который можно было решать вопросы и политического, и экономического характера, а также многие другие вопросы. Поэтому, конечно, СКК принимала участие в выработке тех документов, о которых вы только что сказали. В том числе и в разработке межправительственного соглашения России и Грузии по вопросам экономического восстановления разрушенного хозяйства Южной Осетии.
В то время лично я не был руководителем этого органа, но, конечно же, принимал участие в этой работе. Хорошо помнится, что очень серьезные дискуссии были вокруг выполнения тех обязательств, на которые мировое сообщество обратило внимание, - это обязательства Грузии и России по реализации вопросов, которые выдвигались в плане экономического восстановления.
Здесь речь идет о том, что по экспертным оценкам 1992 года объем разрушений в денежном исчислении составлял 34,2 миллиона долларов. И в том соглашении российская сторона на себя приняла одну треть этой суммы для оказания помощи Южной Осетии, а грузинская сторона обязалась потратить две трети этой суммы на восстановление хозяйства Южной Осетии. Практика показала, что грузинская сторона не выполнила свои обязательства. Но мы помним российскую помощь, благодаря которой мы в Южной Осетии жили и работали, конечно, с теми проблемами, которые на тот момент были во всех сферах.
Нужно отметить, что грузинская сторона, конечно, докладывала своим западным партнерам, которые выделяли ей деньги, о том, что Грузия отправляет эту помощь сюда, в зону конфликта. Они очень хитро поступали с этим вопросом - мы помним, что здесь, в грузинских населенных пунктах, велась определенная работа по восстановлению экономики, строились дороги, социальные объекты, проводилось электричество. А грузинская сторона это выдавала, как работу по восстановлению экономики во всей зоне грузино-осетинского конфликта.
Мы обнаружили эти факты, но влиять на ситуацию, скажу откровенно, механизмов не было. Мы не могли влиять на те западные страны, которые оказывали помощь грузинской стороне, ведь они подтолкнули к тому, чтобы Южную Осетию каким-то образом удержать в тех границах, в которых Юго-Осетинская автономная область входила в состав Грузинской СССР. Понятное дело, это нас никогда не устраивало, и мы шли своим путем.
Кстати, сроки выполнения этого соглашения были определены до 1997 года. Естественно, мы регулярно на заседаниях СКК обращали внимание других участников на то, что грузинская сторона ничего не делает для восстановления экономики республики, чтобы беженцы возвращались обратно, люди работали и так далее. С 1997 года, когда уже все сроки выполнения этого соглашения вышли, нужно было заново официально вернуться к этому вопросу, и СКК поручили проработать новое соглашение. Комиссия выдала свои предложения, на основании которых в 2000 году как раз было принято новое соглашение. Речь снова шла о восстановлении экономики и разрушенного хозяйства Южной Осетии, о возвращении беженцев и так далее.
– Было ли что-то сделано в рамках второго соглашения или его ждала та же судьба?
– Как оказалось, и вторую российско-грузинскую договоренность ждала участь первого соглашения - Грузия опять ушла от выполнения своих обязательств. Забегая вперед, скажу, что грузинская сторона не желала решить вопросы экономики здесь, не хотела поднимать из руин то, что они своими руками разрушили. Это была установка для них, и по этой установке они, к сожалению, получали поддержку со стороны западных стран.
С тех пор ничего, конечно же, не изменилось, и мы много раз говорили о том, что нет даже попыток со стороны Грузии извиниться перед народом за то, что она совершила.
– Вы отметили, что на тот момент Смешанная контрольная комиссия была, по сути, единственным органом, посредством которого решались практически все возникающие в зоне конфликта вопросы. Можно ли сказать, что СКК стала прототипом нынешних Женевских дискуссий, а также Механизмов по предотвращению и реагированию на инциденты. Насколько известно, во время работы комиссии действовал формат так называемых "встреч по четвергам"?
– Я начну с последнего. По четвергам собирались рабочие группы от всех сторон, и на этих встречах обсуждались текущие вопросы. Сегодня в Эргнет проходят встречи в рамках Механизмов по предотвращению и реагированию на инциденты. Наверное, можно провести между ними параллель. Потому что и нам нужно было реагировать на то, что произошло в зоне конфликта, скажем, за неделю. То же самое, наверное, и по Женевским дискуссиям.
Если же ответить на ваш вопрос, можно ли назвать СКК прототипом сегодняшних Женевских дискуссий, то схема работы практически одна. Но тут надо обратить внимание на то, что Смешанная контрольная комиссия работала в условиях, когда Южная Осетия не была признана. Мы не знали, что будет дальше, и в этой связи нам, конечно же, важно было сохранять ту ситуацию, которая была бы выгодна нашей стороне, нашему народу.
Это было непросто. Сегодня кто-то может заявить, что тогда можно было сказать или сделать по-другому. Но нам приходилось учитывать серьезные факторы.
Приходилось учитывать позицию ОБСЕ, которая работала, как участник СКК, потом подключились представители Евросоюза. Они фактически являлись сторонниками грузинской стороны, они Южную Осетию представляли в границах Грузии. Нас, конечно, всегда поддерживали российская и североосетинская стороны, но пока какого-то конкретного решения не было, за исключением того, что мы вместе стремились к тому, чтобы выполнить все, с чем определился наш народ, - мы провозгласили республику, и республика должна была жить, как суверенное государство.
На Женевских дискуссиях мы тоже видим, что не все гладко идет, что грузинская сторона практически уходит от основной задачи, которая ставится перед Женевскими дискуссиями в плане выполнения протокола Медведева-Саркози. Они никак не поймут, что все реалии говорят о том, что нужно подписывать документ о неприменении силы против Южной Осетии и Абхазии. Поэтому, конечно, определенную параллель можно провести, но очень важный момент, что СКК работала в таких условиях, когда мы пока не увидели жесткую, конкретную позицию Российской Федерации.
– В рамках СКК была проведена встреча между тогдашним президентом Эдуардом Кокойты и ныне покойным премьер-министром Грузии Жвания, в результате которой было подписано заявление, содержащее обязательства сторон. Однако вскоре после этого Жвания был убит, а все мирные договоренности были сорваны. В этой связи возникает вопрос, были ли, в принципе, в грузинской делегации политики, которые действительно хотели мира и не разжигали закулисно агрессию?
– На этот вопрос, в принципе, можно ответить очень коротко, но я бы хотел рассказать некоторую предысторию встречи Жвания и Кокойты. С приходом Саакашвили в руководство Грузии ситуация сильно поменялась, и переговорный процесс в рамках СКК тоже шел по-другому. Мы начали улавливать, что грузинская сторона отходит от выполнения ранее достигнутых соглашений и договоренностей. Мы получили информацию, что грузинская сторона пока будет принимать участие в работе СКК, но для них основным видится силовое решение вопроса.
– То есть они тогда уже для себя решили, каким будет исход?
– Некоторые приемы и методы позволяют увидеть, о чем говорит человек и о чем он думает. Поэтому было легко обнаружить, что они уходят от мирного урегулирования конфликта. Что касается того, были ли среди множеств руководителей грузинской части СКК люди, которые желали мира или же хотели мирным методом решить вопросы, да были. Могу вспомнить Ираклия Мачавариани, Георгия Хайндрава. Работать в составе СКК при них можно было продолжить. Но уже после, при Саакашвили, появлялись другие руководители, и перед ними была поставлена совершенно другая задача – уходить от дальнейшей деятельности СКК.
А в целом, каждый переговорщик от Грузии относился к решению всех вопросов, касающихся работы СКК, с позиций, конечно же, грузинской стороны. То есть они до конца были уверены, что Южная Осетия останется в границах Грузинской СССР, и даже не считались с теми реалиями, которые уже существовали ближе к 2008 году. И вот они пошли на силовой метод решения вопроса. Что это дало грузинской стороне, мы видим. А наш народ сегодня свободен, наше государство суверенное, и мы в союзничестве и интеграции с великой Россией.
Говоря о встрече Жвания и Кокойты, она прошла после осложнения ситуации в Южной Осетии, когда произошла высадка грузинского десанта в селе Тквиави, когда произошли тлиаканские события, когда убивали наших ребят, взяли в заложники Геннадия Санакоева, тело которого, после зверских истязаний и пыток, нам с трудом удалось вернуть.
Летом 2004 года грузины взяли в заложники и члена СКК Махара Гассиева. Его около двух дней держали в каком-то заброшенном доме.
Практически уже начиналась война, и заседания СКК собрать уже было невозможно. Мы вместе с северными коллегами выехали в Тквиави, у нас были встречи, пытались добиться вывода войск. Это удалось сделать после долгих консультаций. И это тоже было одним из сигналов того, что грузины хотят показать перед нами свою силу, что они могут вот таким образом с нами поступить. Но, как говорится, не тут-то было, и вопрос все-таки был на тот момент решен, а СКК продолжила свою работу до 2008 года.
– Вы, наверное, частично ответили на мой следующий вопрос о кризисных ситуациях, которых в то время было немало. Довелось ли вам участвовать в разрешении какой-либо из них еще?
– Лично я принимал, конечно же, участие во многих вопросах и по обмену заложников. Могу вспомнить заседание СКК, которое проходило в селе Цинандал, на котором грузинская сторона повела себя, откровенно говоря, недипломатично. Другое слово не хочется использовать. Нам заявили, что Грузия подает Южной Осетии электроэнергию, а мы за нее не платим. Мы, конечно, на это возразили, напомнив им о том, что подачей электроэнергии, которую сами получали из России, они называют то, что на пять минут или на полчаса в день подают в дома осетин свет. Вы за это планируете с нас деньги сдирать? У меня было резкое выступление. Я завил, что именно Грузия нападала на Южную Осетию и именно они сделали так, что у нас нет ни газа, ни электроэнергии, и вся территория республики в блокаде. Я обращался к Мачавариани, и кто-то из его команды заметил, что "не Мачавариани, а господин Мачавариани". И мы ответили, что это для них он господин, а для нас просто участник процесса. Дошло до того, что работа уже не шла, и мы решили оттуда уехать. Остальные участники, в том числе представители России и Северной Осетии, старались, чтобы все-таки не сорвать встречу. На то, чтобы разрешить вопрос, понадобилось несколько часов.
Одним словом, у грузинской стороны при обсуждении вопросов был единственный подход – что Южная Осетия является частью Грузии.
– Всего в рамках СКК прошло около пятидесяти заседаний, при этом протокол по итогам последнего грузинская сторона отказалась подписывать. Что происходило на последней встрече и почему этот протокол так и не был подписан вашими оппонентами?
– Может быть, конкретно на этот вопрос мне тяжело сейчас ответить, потому что и время прошло. Но, как я уже сказал, за некоторое время до войны 2008 года грузинская сторона практически уходила от выполнения всех принятых решений и договоренностей. Мы помним, как они осложняли ситуацию вокруг Южной Осетии, грузинская сторона даже вела работу над тем, чтобы СКК вообще не работала.
На последнем заседании, когда в Цхинвале был сопредседатель российской части Юрий Попов, речь шла о том, чтобы Смешанная контрольная комиссия вернулась к полноценной работе. Но грузинская сторона даже к этому времени уже ушла, оставила объединенный штаб миротворцев, и мы уже в ночь с 7 на 8 августа увидели то, что произошло.
Поэтому, понятное дело, не было принято решение о дальнейшей работе и функционировании СКК. Хотя была достигнута устная договоренность, чтобы 8 августа в районе 12 часов встретились сопредседатели югоосетинской и грузинской части. Российская сторона пошла и на это, лишь бы чего-то добиться. Но уже вечером началась война. И эту войну как раз начал грузинский миротворческий батальон, который стал обстреливать позиции российских миротворцев.
– То есть можно сказать, что к тому времени Тбилиси, в принципе, не был способен продолжить конструктивный диалог?
– Практически грузинская сторона отошла от политического решения вопроса, от проведения переговоров по разрешению конфликта и, к сожалению, мы увидели, что она реализовала ту задумку, которая была в политических кругах Грузии, и пошла на нас войной.
Итоги нам известны. К сожалению, жертв было много за все эти годы. Но то, что сегодня Южная Осетия живет и решает свои вопросы с великой Россией, это большая победа. Я могу заявить, что здесь немалую роль выполнила Смешанная контрольная комиссия, однозначно. Могут быть разные мнения, но это однозначно, я говорю об этом как прямой участник этих переговоров.
Ведь начиная с 1992 года по 2008 год, все-таки дети наши учились, определенная часть населения была занята, наши государственные структуры работали. Во взаимодействии с нашими друзьями мы вели полноценную жизнь. Конечно, мы до 2008 года каждый день ждали войны со стороны Грузии, но, несмотря на это, наш дух не покинул нас, и мы работали.
– У деятельности Смешанной контрольной комиссии длинная история, наверняка, есть много архивов. Что с этими документами, можно ли их обнародовать или в них есть факты, которые пока не время раскрывать?
– Я не скажу, что Смешанная контрольная комиссия работала под каким-либо грифом секретности. Мы решали вопросы, которые практически были наяву, поэтому любой протокол, который был составлен на заседаниях СКК, документы, докладные по итогам четверговых встреч и так далее, они не засекречены, они имеются во многих материалах, многие из наших ученых пользуются этими материалами. Их используют при защите диссертаций.
Определенная часть материалов должна быть нами использована в качестве основы для создания книги о деятельности миротворческих сил, Смешанной контрольной комиссии. Эта часть в работе. Я думаю, что задумка Бориса Елиозовича создать книгу об этой работе будет выполнена. Хотя время идет, и к этому может пропадать интерес. Но то, что мы сегодня здесь, в таком агентстве, обсуждаем этот вопрос, значит, интерес к работе Смешанной контрольной комиссии, как и деятельности миротворческих сил, не пропадает. Это наша история.