ЦХИНВАЛ, 26 авг — Sputnik, Ян Габараев. Григория Мамиева спустя одиннадцать лет не покидает чувство сожаления, что он пропустил момент, когда президент Медведев объявил по телевидению, что Россия признает независимость Южной Осетии.
В этот день 11 лет назад он был во Владикавказе. Ждал повторной трансляции выступления российского лидера.
"Я присел на пол и расплакался. В голове была одна мысль – наконец-то нас кто-то услышал. Такое было мое 26 августа", - вспоминает Мамиев.
Был единственный вопрос – почему?
Война застала его в родном селе Цъунар. Он вспоминает, что 25 лет непрерывной военной угрозы закалили психику, но быть морально готовым к открытому уничтожению было невозможно.
Григорий с семьей жил недалеко от центра села, рядом с военным штабом. В первые часы войны их дом попал под массированный обстрел.
Война забрала у него отца.
"Был единственный вопрос – почему? Отец сидел дома, вышел на улицу, и погиб от снаряда. Вопрос – почему он умер, за что убивают стариков, женщин и детей?" - говорит он.
В своих воспоминаниях о событиях августа 2008-го Мамиев настойчиво избегает слова "война".
"Это было уничтожение. Рядом с нами жила взрослая женщина – Мамиева Тамара. В советское время она работала в городе Карели преподавателем. Эти же люди, возраста ее учеников, ее и убили. Она в тот вечер спала на улице и, я так думаю, даже не поняла, что произошло", - вспоминает он.
"Мамиев – чеченец?"
В экстремальных условиях выясняется подлинная универсальность человеческой психики. В первый день войны эмоции берут в охапку, но в какой-то момент в сознании наступает фаталистичный штиль. Страх за свою жизнь уступает беспокойству о тех, кто рядом.
"Наступила "отключка", организм перешел на какой-то защитный режим и убрал все мои эмоции", - рассказывает Мамиев.
Утром 8-го грузины пришли в село.
"Я вышел на улицу. Смотрю, а на улице полно техники. Я смотрю на них и думаю – "сколько же вас". Никакого страха не было. Я понимал, что я у себя дома, и чего мне тогда бояться?" - вспоминает он.
Когда следующим утром грузины пришли вновь, Мамиев и другие жители села укрылись в соседнем доме. Тогда они еще не знали, что хозяина дома взяли в плен грузины.
Григорий четко помнит "неадекватные глаза" солдат, которые ворвались в дом.
"В глазах было бешенство – похоже, что они были пьяные, или под чем-то", - говорит он.
Их вшестером связали и вывели на улицу. В тот момент, когда грузины приставили заряженные автоматы к их головам, появился их "главный".
"Он приказал своим забрать нас в плен. Я так понимаю, у наших уже были в плену грузины на тот момент", - говорит Мамиев.
Пленников завели в дом. Напоследок грузины разрешили Мамиеву с братом похоронить отца.
"Это было еще страшнее. У осетин нет такого правила, чтобы дети рыли могилу своему отцу", - вспоминает он.
Григорий отчетливо запомнил момент, когда его и брата привели на допрос в полицейский участок. Он вспоминает странное поведение военных, которые внимательно рассматривали их, словно редких зверей в зоопарке.
"Зашел их главный, и спросил мою фамилию. Потом переспросил – "Мамиев, чеченец?" (с ударением на второй слог). Я ответил, что я осетин. Он начал спрашивать, забыли ли мы, как они приютили нас в Понкийском ущелье. Я в тот момент не понимал, о чем он говорит", - вспоминает Григорий.
Грузин продолжал злорадствовать. Не погнушался, и подчеркнул, что "вам мало было Бесланской трагедии, и мы вам устроили вторую".
Допрос мог закончиться непредсказуемо, если бы Григорий с братом заблаговременно не придумали "легенду". История заключалась в том, что и он, и брат танцуют в ансамбле "Симд", приехали на красной шестерке на похороны отца, а по дороге видели разбитую САУ на буксире.
Грузины поверили. Пленников обменяли и отпустили. Двенадцатого августа Мамиев уже был в России.
Приехал в незнакомый город
"Я какое-то время не мог вернуться обратно. Дней десять я точно пробыл во Владикавказе", - говорит Мамиев.
В Цхинвале он одолжил велосипед, чтобы проехаться по городу, и первым делом отправился в ОМОН, где сам раньше работал.
"Когда мы были в плену, помню, грузины ликовали, что якобы уничтожили ОМОН, и в живых осталось только пять человек", - рассказывает он.
Он вспоминает момент, когда его глазам предстал сожженный Цхинвал.
"Я приехал в незнакомый город. Раньше это был мой родной Цхинвал. На улицах оставался трупный запах, а город словно вывернули наизнанку", - говорит он.
Он отправился в родное село. Вспоминает, что пытался навести хоть какой-нибудь порядок в доме, когда услышал шум колес за воротами.
"Вышел плотный усатый мужчина с женщиной, и положил мне в карман десять или пятнадцать тысяч. Я отказывался, но он не хотел ничего слышать. Потом сказал, что они работают на Зарамагской ГЭС и привезли три генератора для нашего села", - вспоминает он.
Мамиев не помнит, как звали мужчину, но хочет его поблагодарить, и надеется, что тот прочитает эту историю.
Война не остановится
"Эта война меня ничему не научила, но в очередной раз показала, чего хочет Грузия", - говорит Мамиев.
Он считает, что независимость от Грузии – недостаточный фактор, чтобы отсрочить войну на долгий срок.
"В 92-м году был референдум. В нем было два пункта. Первый – независимость от Грузии – мы исполнили. Второй пункт – это воссоединение Осетии", - замечает Григорий.
По его мнению, история показывает, что грузино-осетинский конфликт может в любой момент разгореться.
"Осетия должна воссоединиться, или война никогда не остановится. Я знаю все за и против этого вопроса, и принимаю эти точки зрения, но мое мнение только такое", - подчеркивает он.
Нас услышали
Когда Медведев объявил о признании Южной Осетии, вспоминает Мамиев, на него нахлынули совсем незнакомые эмоции.
"Это был тот долгожданный момент, что о нас узнали, что наша беда стала известна всем. Я поверил, что теперь наступит мир", - говорит он.
