Сергей Савлаев – член Союза художников России, его работы хранятся в коллекциях художественных галерей и в частных собраниях в России и за рубежом.
Савлаев принимал участие в издании книжной серии "Кавказские истории" ("Послы гор" В. Цаголова, "Буйный Терек" Хаджи-Мурата Мугуева, "Заповедь" Алана Черчесова, "Тамара и Давид" Александры Войновой), создавая блестящие иллюстрации к каждой книге.
В июле во Владикавказе в выставочном зале Союза художников открылась персональная выставка художника Сергея Савлаева "Пауза". О выставке, идеальном мире художника, и поиске своего визуального стиля с Сергеем Савлаевым поговорила корреспондент Sputnik Анна Кабисова.
– Расскажите о вашей выставке "Пауза", которая сейчас проходит в выставочном зале Союза художников.
– Все эти работы я написал на самоизоляции во время пандемии, но есть еще работы, сделанные в 2018 году.
– Вы всегда много работаете?
– Да, но был период, когда я сидел, смотрел телевизор и мне ничего не хотелось. На меня сильно влияет положение в стране, в республике – когда происходит что-то не очень приятное. Потом я понял, что плохое, как и хорошее, было, есть и будет всегда, – и вернулся к работе.
– Значит, вам достаточно легко выйти из творческого кризиса?
– Если бы не творчество, то я бы так и сидел перед телевизором и ничего не делал. А сейчас у меня ощущение, что жизни не хватит, чтобы воплотить все задуманное – столько в голове созрело новых идей.
– На выставке есть диптих с дверями "Государство № 1" и "Государство № 2". Я так понимаю, что это политическая работа? Про прошлое и настоящее. Про Советский союз и современную Россию. Ключ от чего мы потеряли?
– От страны. Я служил в пограничных войсках – и именно там прочувствовал, насколько у нас мощная страна, и как четко все охраняется. И после этого такой контраст: все так быстро развалилось. На холсте про Советский союз написан некрасивый замок, но зато он крепкий и закрытый, а на втором холсте все красиво, ярко, но замок не совпадает с защелкой – закрывай, не закрывай. Советский союз – это время, в котором прошло мое счастливое детство, моему поколению во всем повезло: образование, медицина… У меня было беспечное детство, я все дни проводил во дворе, жизнь бурлила, было какое-то ощущение бесконечного счастья… А сейчас будто все ненастоящее. Вот недавно наблюдал подростка на улице: стоит он и ест пирожок, а в глазах отрешенность от всего: что завтра, что сегодня, а зачем я вообще ем этот пирожок. И в его лице мне стало жалко все это современное поколение детей, у которых нет детства.
– Как правило, светлая ностальгия по детству и юности связана с тем, что это начало нашей жизни. Но если все-таки посмотреть объективно, исходя из сегодня: какие были минусы и плюсы той эпохи и нашей современности?
– Сложно сказать. Молодость – это когда кажется, что у тебя все есть, и все происходящее – само собой разумеющееся. Может, проблемы были и тогда, но я их не помню. Люди были счастливы видеть друг друга, у них были совершенно другие лица. Мы постоянно ходили друг к другу в гости, я мог оставить ключ под ковриком. Может, мне только кажется, что все было так прекрасно, но когда я спрашиваю об этом своих ровесников, то все как один говорят, что тогда было лучше – человечнее.
– А если говорить о роли художника. Искусство же было заточено в идеологические рамки, соцреализм, не было свободы самовыражения.
– Не было свободы, но присутствовали и свои светлые стороны. По крайней мере, художники были нужны государству, были обеспечены всем необходимым: красками, холстами, мольбертами, бумагой, музеи покупали их работы.
Что касается свободы, то в каждом историческом периоде можно найти свою свободу. Сейчас свободнее, но душа не радуется. Да, раньше в основе всего был соцреализм, человек, труд. Но мы все варились в этом котле и вместе готовили суп, и нам казалось, что это вкусно.
Сегодня художник не знает, нужно ли его творчество. Люди перестали покупать искусство, да и в целом, перестали понимать его – у них другие проблемы, им не до искусства. Да, что–то продается, но редко, на это прожить невозможно. Я работал в Художественном училище (им. Азанбека Джанаева – ред.), но там платят копейки, и я уволился. А как уволился, то написал все работы, которые сейчас представлены на выставке. Вот так и сидишь – работаешь для души. Я очень люблю акварели, но здесь ее не понимают. Недавно с Москвы приехали муж и жена и приобрели работы (акварели), которые я даже не хотел выставлять. Тут никогда не угадаешь. Я знаю художников, которые не готовы продавать работы "задешево". Но зачем их держать? Вот лежит она у тебя годами, пылится – отдай людям, если им понравилось. Пусть картина висит дома и приносит радость. Работа должна висеть на стене.
– Не жалко бывает расставаться со своими работами?
– Бывают особенно любимые работы, но ничего – переживу.
– На выставке есть любимые работы?
– Да, "Скучный день", "Детство", "Уставший портной". "Вечерняя партия" – одна из самых любимых. У этой работы интересная история.
Как-то раз я позвонил своему другу Андрею (Андрей Кокоев, актер, режиссер – ред.) и попросил назвать пять любых предметов, которые никак между собой не связаны. Андрей назвал: снайперская винтовка, шахматы, фрак, клубок ниток и стул. Оказалось, что это очень интересно придумывать: а как связать между собой эти предметы? В итоге получилась такая работа. Правда, клубок ниток я заменил на кошку.
– На выставке также есть необычные работы в технике коллажа.
– Это не коллаж. Все написано на холсте. Как-то мне захотелось вернуться в прошлое, окунуться в детство, и возникла идея написать картину рукой ребенка. Думал даже привлечь к работе юного художника, но потом передумал. Рисовать как ребенок, взрослый не может, тем более, профессиональный художник. В таких случаях всегда видно, что рисовал художник под ребенка. И вот я мучился, пробовал, но линия получалась профессиональной. И потом меня осенило: я стал писать левой рукой с закрытыми глазами, и все разрешилось. В итоге получились три оригинальные работы не в моем стиле, но они мне очень нравятся.
– Это интересный эксперимент. А как вы работаете обычно? Откуда приходит вдохновение? Наблюдения, книги, общение.
– Я мало читаю, мне жалко тратить на это время. Я читаю и думаю о том, какую работу мог бы сейчас написать, поэтому бросаю и иду что-то делать. Можно сказать, что будущая картина рождается из ниоткуда: я начинаю рисовать разные маленькие цветовые пятна. Поначалу это полный хаос, в котором я ищу интересные сочетания цвета и пятен. Мне уже нравится то, что я вижу, но пока не знаю что это. Затем в бесформенной массе нахожу образ, какие-то фигуры, между которыми мне нужно найти связь и саму суть работы. Этот мыслительный процесс доставляет мне большое удовольствие, а потом наступает уже чисто технический этап – я перевожу эскиз в большой формат, иногда получается хуже, иногда лучше. И если лучше – тогда удача, день проходит в радости и эйфории. У меня все происходит спонтанно, не люблю заранее придумывать сюжет. Потому что сюжет я уже вижу, и мне становится неинтересно, ведь остается только механический процесс – перенести на бумагу то, что у меня уже возникло в голове. Больше увлекает сам творческий процесс придумывания на ходу, экспрессия, импровизация. И я люблю быстро работать. Как правило, моя работа занимает всего несколько часов. Стараюсь закончить все за один день, пока краска еще сырая. Бывает, конечно, что не успеваю, уже темнеет, могу тогда закончить на следующий день, но растягивать на два-три дня – не мое, мне уже неинтересно бывает, потому что работа прошла через меня, и я уже думаю о новой.
– А уйти в абстракцию не хотелось? Не создавать сюжет из цветовых пятен?
– Был у меня такой опыт. Но я быстро понял, что абстракция – не мое, мне нужно, чтобы у картины была душа, сюжет который трогает человека.
– Хотите быть понятным?
– Да, но в то же время не люблю лобовые решения – "смотрите, вот тарелка – как живая". "Как живой" в искусстве спорный вопрос.
– На многих ваших картинах существует мир, не имеющий отношения к реальности, в котором живут клоуны, дамы а-ля 20-х годов. Это ваш идеальный мир?
– Я стараюсь создавать мир, в котором сам хотел бы жить. Мне очень нравится советская школа графики, она очень сильная. По сравнению с современными художниками, в тех было больше мастерства. Как-то я общался со знакомой дамой, которая показывала мне современные детские книжки и говорила: "посмотри, как красиво". А я ужаснулся, – бедные дети. Так нельзя делать иллюстрации. Да, все красочно, четко, ювелирно. Но не это главное. В иллюстрации главное передать смысл происходящего, а не свое мастерство показывать. А в детской иллюстрации, тем более. Например, детям до трех лет нельзя показывать страшного дракона. Его надо рисовать очень смешным, потому что иначе у ребенка будет травма. И для каждого возраста существуют свои правила – например, ребенок лет пяти не понимает, почему человек изображен наполовину (средний поясной план), потому что ребенок не понимает эту условность и ему кажется, что человек разрезан пополам. А многие художники-иллюстраторы этого не знают, – ну ты сам стань ребенком и рисуй, исходя из этого. Советские художники, иллюстрирующие детские книжки, придерживались этих правил. Посмотришь, и глаз радуется: пластика, цвета, персонажи не страшные, а порядочные. Или вот чем отличаются советские мультфильмы от западных? Там половые признаки всегда подчеркиваются, а у нас это завуалированно. Посмотрите "Аленький цветочек" – все тонко. А сейчас все вроде красиво, но внутри пустота, нет доброты.
– И все-таки, откуда вы черпаете эти образы, так напоминающие персонажей картин Тулуз-Лотрека?
– Францию я, конечно, люблю, хотя никогда там не бывал. Но мой любимый художник Дега. Техника у него просто сумасшедшая. А еще больше люблю море, корабли, крик чаек… Казалось бы, откуда эта любовь, я родился в горах.
– Ну, здесь же миллионы лет назад был океан Тетис.
– Кстати, да, об этом я говорю друзьям, что мои гены это запомнили, а ваши – нет (улыбается – ред.).
– Вы учились на первом наборе факультета искусств в СОГУ, расскажите что-нибудь об этом периоде.
– В приемной комиссии тогда сидели Шалва Бедоев, Магрез Келехсаев, Михаил Дзбоев. Я принес целую стопку своих работ, отдал и ушел, дрожа, в коридор. В ту стопку работ я засунул акварель, которую написал мой дядя. Не понимал тогда, что профессионалы сразу увидят, что это не моя рука. И вот они меня вызывают и спрашивают именно про эту работу. А я думаю, почему они именно ее выбрали, чем она лучше моих, мне тогда казалось, что она никакая. И вот на их вопрос я даю потрясающий ответ: "Да, это моя работа, но из самых ранних". Они посмеялись, но ничего не сказали. Так что, каким-то чудом, поступил.
– Где та грань, которой должны руководствоваться в художественном образовании – дать академическую базу, но при этом не сломать индивидуальность начинающего художника, не лишить его собственного голоса?
– Да, есть такое, что академические знания лишают личного восприятия, но, с другой стороны, профессиональные навыки нужны. Просто в какой-то момент нужны силы, чтобы понять, вот академизм, а вот – ты. И это надо как-то объединить. И кто это понял, тот с флагом. Твое личное творчество должно быть все равно во главе.
– А как бы вы в целом определили визуальный стиль и сквозные темы художников Осетии?
– Сегодня у нас почему-то преобладает графический подход к живописи на холсте, а не на бумаге, появляется больше графики, четкое исполнение, тщательное прокрашивание. Я не говорю, что это плохо. Нельзя говорить, что джаз – хорошо, а опера – плохо, но тенденция к графическому подходу мне кажется странной. Сегодня мало кто занимается настоящей живописью. У молодого поколения в основном графика на холсте, тогда зачем холст? Сделай на бумаге. Зачем масляные краски, возьми тогда гуашь или акрил. Ведь живопись от слов "живо писать", на эмоциях. Рембрандт, Веласкес писали живописные картины и если вы посмотрите работы вблизи, то все вперемешку, полный хаос, мазня, а отойдешь – просто сумасшедшая детализация, все четко, анатомия, свет…
Сейчас столько высококлассных художников, зайдешь в Интернет и просто голова кружится, ведь раньше мы их не видели, не знали, были только книжки с классиками. И чтобы сейчас о себе заявить, надо быть на голову выше, чем ты есть сегодня. Чем ты хочешь удивить? Яблоко "живое" написал? А ты свое мировоззрение раскрой, придумай свой стиль, не надо никого повторять.
– Осетия – регион со сложной историей и травмами от войн, терактов, природных катаклизмов, но мало кто из художников пишет об этом. Как вы считаете, нужно в своем творчестве рефлексировать на эти темы?
– Это зависит от художника: есть более политизированные, а есть те, кто далек от политики. Я, например, сторонник того, чтобы не показывать проблемы. Я не хочу подливать масло в огонь. Мать Тереза сказала как-то: "Я никогда не пойду на демонстрацию против войны, я пойду на демонстрацию за мир". И эти слова стали моим гимном.
Когда произошла трагедия в Беслане, то в этот момент я что-то писал, и тут по радио эта новость… С ума сойти, какая живопись, как ты можешь рисовать в такой момент. Я видел потом, что некоторые художники начали писать на эту тему, но мне не нравилось… Вообще не то и не так. В одно время я тоже загорелся этим, а потом сказал себе, что не буду писать, не смогу этого сделать, не смогу отразить, не получится. Честно, такие кошмарные вещи я не знаю как писать, да и нужно ли? Зачем?
– Искусство должно спасать мир?
– Да, я так считаю. Человека нужно улучшать искусством, улучшать этот мир хотя бы на капельку. Я не буду писать против войны, я буду писать за мир.
