21 год назад авиация НАТО начала бомбить Югославию. Сделано это было без санкции ООН и реальных оснований. Поводом стали обвинения в адрес официального Белграда в проведении этнических чисток против албанского населения Косова.
24 марта 1999 года НАТО приступила к бомбардировкам военных объектов Югославии, позднее расширенных на промышленные и гражданские объекты. За 78 дней погибли, по разным оценкам, от 1200 до 2500 человек, были ранены около 5000. Стране был нанесен ущерб на сумму около 30 миллиардов долларов.
Очевидцем тех событий стал заместитель председателя Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата, архиепископ Владикавказский и Аланский Леонид.
- Владыка, расскажите, при каких обстоятельствах вы попали в Югославию, где именно находились и что входило в ваши обязанности?
- В 1997 году я был переведен из клира Краснодарской и Кубанской Епархии в Москву, в Синодальный отдел по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями, откуда уже в марте 1998 года отправился в командировку, в состав ограниченного контингента миротворческих сил в Югославии. На тот момент там была размещена наша бригада, в Боснии и Герцеговине стояли воздушно-десантные войска. Дислоцированы они были в Биелине, точнее в Углевике, это была Зворницко-Тузланская епархия Сербской православной церкви, которую возглавлял епископ Зворницко-Тузланский Василий (Качавенда).
В мои обязанности входило духовное, пастырское попечительство, забота о контингенте наших военнослужащих, которых было чуть менее полутора тысяч человек. Там был небольшой деревянный храм, где мы совершали богослужения. Кроме всего прочего, я взаимодействовал с представителями Сербской православной церкви. Таков был круг обязанностей. Естественно, участвовал во многих мероприятиях, которые организовывались на базе миротворческого контингента: совместные учения, митинги с представителями духовенства стран НАТО и иных подразделений. Кроме меня там находилось несколько капелланов, которые также несли свое служение и представляли интересы своих национальных военных коллективов.
- Вы оказались на Балканах незадолго до того, как начались бомбардировки Югославии, и уже тогда были свидетелем невиданной до этого, вопиющей несправедливости по отношению к целому православному народу. Расскажите, в чем проявлялась эта несправедливость?
- Да, действительно, в одном из интервью я сказал, что был свидетелем вопиющей несправедливости по отношению к православному народу. И я от своих слов не отказываюсь. Это происходило на моих глазах: люди уничтожались семьями, тысячами. Причем многие могилы до сих пор не найдены – люди пропадали без вести. Разрушались храмы, изгонялись священники, у народа отобрали часть территории, был открытый геноцид - что можно еще сказать? Я видел это все. Видел эти ужасные минные поля, которые до сих пор будоражат память: когда можно было уйти в лес и не вернуться, потому что одни, отступая, ставили противопехотные мины, а другие делали то же самое, наступая. Я помню, как наши саперные подразделения огромные усилия предпринимали для разминирования местности.
- Расскажите, как складывалось общение с местным населением, какое отношение было у сербов к русским, россиянам? Действительно ли эти люди близки нам по духу?
- Общение с местным населением было прекрасным. Помню несколько магазинчиков на территории бригады, где сербы торговали самым необходимым. Здесь же было небольшое кафе, где готовили сербскую пищу. Очень милое было кафе, его держала сербская семья: мужчину звали Милош, а его супругу Мила, у них было трое детей.
Я никогда не забуду – Милош все порывался взять в руки автомат и уйти воевать. Мы задавали вопрос его супруге: "Если он уйдет и погибнет, ты что будешь делать?". А она отвечала: "Возьму автомат и пойду воевать за него!" Несмотря на то, что у них было трое детей… Добрейшие, бесконечно мужественные люди! И по этой семье можно было судить о всем населении Сербии, которое ни на секунду не сомневалось в том, что оно воюет за правое дело, отстаивает свои интересы и свою землю.
Да, сербы действительно очень близкие нам по духу люди, и нас не просто связывает одна вера, нас объединяют более глубокие корневые отношения. Это люди, которые близки нам и по духу, и по плоти, и по крови. Это ощущается зримо - они практически такие же как мы, открытые, с такой же ментальностью. Только за эти двадцать лет потрепало их сильно, конечно…
Прежде всего хочу отметить, что, если бы не было вот этого вторжения и если бы не разделилась Югославия, они развивались бы совершенно по другому вектору. Но в обход санкций Совбеза ООН страну разбомбили, разделили. И последствия - я недавно был в Белграде - ощущаются до сих пор. Страна и народ не оправились от тех ужасных бомбардировок и событий, которые были в конце ХХ века. Это проявляется в укладе быта, в генетической памяти, в глазах народа, его воспоминаниях. Нынешнее поколение сербов - это мужественные, улыбчивые люди. Но когда ты с ними общаешься, мало кто не вспоминает те ужасные события, которые привели к таким непоправимым последствиям.
- Было ли оправдано присутствие российских миротворцев в Югославии?
- Я считаю, что присутствие было не просто оправдано, но и необходимо на тот момент. Потому что, помимо официального присутствия РФ в Югославии, были и неравнодушные люди, которые помогали словом и делом сербской армии. И сейчас, наверное, уже можно говорить, - воевали на стороне сербов. Не знаю этнический состав этих бригад, но с одной из них я как-то встречался: это были бывшие военные, люди православные, искренние, которые воевали за идею.
Что касаемо оправдания присутствия российских миротворцев в Югославии, они сделали все, что могли. Но силы были неравны.
У нас у самих тогда была ситуация, которая не позволила занять более жесткую позицию в 1998 году, и не дать раздробить единое конфедеративное югославское государство. Вопрос стоял о выживании самой России, и мы могли при негативном стечении обстоятельств что-то подобное увидеть у себя дома. Слава Богу, мы эти сложные годы прошли. Но плохо, что мы не смогли в полном объеме помочь своему братскому сербскому народу. К сожалению, нас хватило только на жест Евгения Максимовича Примакова - его известнейший разворот над Атлантикой. А также на разовые, мужественные, геройские акции. Такие как бросок на Приштину (12 июня 1999 года, российские миротворцы силами одного парашютно-десантного батальона совершили стремительный марш-бросок на 600 км и овладели аэродромом "Слатина" в косовской столице Приштине).
- Владыка, как сегодня, в контексте новых реалий, видятся события 20-летней давности, когда по сути на наших глазах произошло уничтожение Югославии.
- Что из этого вышло, вы можете видеть сейчас. Деление территорий происходит до сих пор. Посмотрите, что сегодня в духовной плоскости делается в Черногории, когда создается альтернативная искусственная церковь. Церковь абсолютно безблагодатная. Это то же самое, что сделали на Украине. По тому же сценарию пытаются отобрать церковную недвижимость в Черногории, привести к управлению церкви раскольников.
Сотни тысяч людей ежедневно протестуют против этого государственного и духовного беспредела, но… это имеет место быть. И к сожалению, сегодня мы не можем сказать, что этот вопрос разрешится положительно. Мы молимся и надеемся, что оно будет так, но как сложится во многом сегодня зависит от позиции Православной Церкви.
- Вам довелось общаться с представителями сербского духовенства, какие сложились отношения, поддерживаете связь сегодня?
- Конечно, мы с сербским духовенством общались. Я был частым гостем у епископа Зворницко-Тузланского Василия, мы много говорили о единых духовных корнях, я часто ему сослужил вместе с другими священнослужителями. У нас была достаточно крепкая связь, и я получал всю необходимую мне на тот момент помощь и поддержку. К сожалению, контакты не сохранились, по окончанию срока командировки я был отозван в Москву и вскорости уже отбыл в Афины, где пробыл без малого пять лет. Дальше пошли другие командировки, и в Сербию я уже не вернулся.
- Спустя девять лет после бомбежки ночного Белграда произошла агрессия против Южной Осетии, спящего Цхинвала. И снова при попустительстве мирового сообщества, и даже при его непосредственном участии…
- Проводя параллель с обстрелами Южной Осетии и спящего Цхинвала, скажу, что любое военное действие, направленное против мирного населения, является военным преступлением, и, конечно, никакой иной оценки этим действиям давать нельзя. Против мирных людей использовать силу нельзя. Это преступление. Всегда надо договариваться: пули и танки работают тогда, когда исчерпали возможность договориться политики. К сожалению, последствием этих конфликтов и военных операций является гибель мирного населения. А если люди гибнут – это большая, очень большая беда.
Я недавно говорил, что от сотворения мира, за 7,5 тысяч лет по Библии, человечество только 292 года жило без войны… За это время произошло более 14 тысяч военных конфликтов и войн, которые унесли жизни 3,6 миллиарда населения. Это практически половина сегодняшнего населения всей земли. За всю историю человечества половина его погибла в военных конфликтах и войнах! Вдумайтесь в эти цифры! Поэтому и Южная Осетия, и Югославия – трагедии одного ряда.
- Владыка, к сожалению, вооруженные конфликты и преследования людей по религиозному и этническому признаку были всегда, и, очевидно, еще будут. Скажите, как православному человеку реагировать на все это?
- Будут они или нет, во многом зависит от нас. От нашей позиции. Мы постоянно говорим о том, что недопустимо преследовать людей за их веру или разрез глаз. Недопустимо их разделять. У каждого этноса есть своя культура, свои обычаи. Но если на этих обычаях и культуре начинают паразитировать и создавать какие-то радикальные движения и учения, которые не совместимы ни с одной из мировых религий, значит быть беде. И беда эта притаилась за углом. Поэтому задача власти и задача Церкви - очень грамотно и, иногда, при необходимости, жестко отслеживать все то, что может стать причиной для разжигания конфликта и привести к гибели мирного населения. В этом случае мы говорим, что нельзя имя Божье отождествлять с желанием реализовать свои интересы. Никакая религия не поощряет убийство людей.
Меч можно поднимать только ради защиты своей собственной земли, своей идеи, своего духовного мира. Для защиты, но не для нападения. Вот так, наверное, православному человеку нужно и должно реагировать на все несправедливости, агрессию, угрозы существованию.
Прежде всего - молитва и еще раз молитва. Но всегда надо знать, что есть те исторические, духовные ценности, которые ни в коем случае не должны быть преданы. И если вы видите, что они попираются – их надо защищать. Еще раз повторю – не насаждать огнем и мечом, а защищать.
