Вы, ребята, едете, чтобы куда-то добраться, или просто едете?
Джек Керуак, "В дороге"
Я давно перестала себя спрашивать, зачем это делаю.
Выходите из машины в высокую, по грудь, траву, и яркое солнце в небе слепит, приветствуя в горах. Голова чуть кружится от перепада высоты, и вы делаете паузу перед стартом, нарезаете привезенные с собой овощи, достаете первый хлеб. Через двадцать минут, позавтракав и вроде бы привыкнув к новым условиям, надеваете рюкзаки, проверяете все лямки, глубоко вдыхаете воздух высокогорья и делаете первый шаг.
Первый день в походе - всегда самый сложный. Не обязательно с точки зрения маршрута, скорее из-за шокированного состояния организма. Тело не согласно с тем, что его с утра пораньше вытащили из уютной постели, растрясли на грунтовке в кузове старого "Урала" и теперь заставляют куда-то идти, да еще и с рюкзаком за плечами. Пальцы опухают из-за перепада давления; к обеду начинает ощущаться другое количество кислорода в воздухе, солнце палит нещадно, а когда оно прячется за редкими облаками, холодный ветер морозит мокрую спину. "Что я тут делаю?" - думаешь ты, и продолжаешь идти.
Говорят, и ты уже подпишешься под этими словами, что есть два вида людей: одни выходят в свой первый поход и решают, что это не для них, а другие заболевают на всю жизнь, превращают гардероб в склад снаряжения и сбегают в дикую природу при каждой возможности. Как правило, первые не понимают вторых: иногда немного завидуют, но уверенно качают головой на предложение провести отпуск в тундре Кольского полуострова, на склонах гор или на раскопках в Крыму. Зачем копать раскаленный песок, когда можно спокойно лежать на пляже?
Кроме того, походы - не обязательно в горах и не обязательно в Осетии - не столько про физическую нагрузку и азарт при виде крутых склонов и далеких озер. Наверное, в первую очередь они - про глубинную, подсознательную связь с землей, по которой мы ходим, и с небом, на которое смотрим, щурясь от солнца. Они про сотни и тысячи страниц истории, про жизни, смерти, войны, свадьбы, про все, что было до нас. Про то, что мы не первые на этой планете и на этой тропе. Про древние башни из огромных камней, которые держатся за счет собственного веса, отмечая места, где жили и умирали наши предки. Вот группа проходит под башней, пробираясь через заросли крапивы там, где когда-то была деревня (крапива всегда растет среди развалин человеческих поселений). Давид подбирается к уцелевшей стене, смотрит высоко, задрав голову, касается ладонью раскаленного камня и закрывает глаза. Вряд ли он молится, думаешь ты - это не святое место, тут просто жили люди.
Скорее, говорит спасибо. Каждый сам решает, за что.
Наверное, еще и в этом разница между походниками и туристами: первые, как правило, остро чувствуют огромный пласт прошлого, сквозь которое пролегает их тропа, тогда как вторые приходят за лайками в инстаграме и отметками в чек-листах. Вот, побывал, пощупал, сфоткал, выложил. Не задумываясь о значении. Куда там дальше?
Ты думаешь, что всего за полдня в горах уже успел забыть нормы своей городской жизни: лента фейсбука по утрам, наушники, пробки на светофорах, все те вопросы, что занимают голову в обычной жизни. Все это кажется теперь малозначительным и мимолетным, словно луковая шелуха, унесенная ветром. В голове уже тихо, ты при всем желании не можешь вспомнить ни одной песни из плейлиста, только шумит река в ущелье, мягко пружинит трава под ногами. Правда, кофе хочется, и ты ждешь перевала, за которым будет наконец лагерь, костер, источник и кружка горячего ароматного кофе. На высоте у него совершенно другой вкус. На перевал ты поднимаешься первый раз, а потому с полпути тащишь наверх плоский камень: выцарапать на нем свое имя, добавить его в тур, сложенный десятками альпинистов до тебя. Это одна из многих походных традиций, нарушать которые нельзя, да никому и не приходит в голову. На гребне ты натягиваешь ветровку (на перевалах всегда ветер), достаешь нож и идешь к туру; старшие группы - "динозавры походов" - смотрят на тебя искоса, прячут улыбки, а потом одобрительно хлопают по плечу и торопят: облачно, погода может испортиться.
К вечеру вы добираетесь до стоянки у ручья; ты идешь к воде - постоять рядом, - и тут солнце выходит из-за облаков. Камни вновь прогреваются, утихает ветер, и ты спокойно купаешься, сушишься, переодеваешься. Солнце прячется ровно тогда, когда разгорается костер: мол, дальше сами справитесь.
Ты закидываешь рюкзак в палатку, спешно надеваешь свитер и теплые носки и вылезаешь к костру. Стоит солнцу зайти, как температура падает на десяток градусов, ты прячешь руки в рукава и тянешься ближе к огню. Слишком близко - кожа горит от жара, слишком далеко - спина мерзнет, да и сидеть неудобно. Ты ворочаешься, а "динозавры" вокруг сидят спокойно, с отрешенностью людей, которым удобно в любой ситуации. Ты немного завидуешь их спокойствию и уверенности.
Потом готов кофе, потом - ужин, горячая миска жжет колени, звезды на вновь чистом небе сияют так ярко, что никаким огням мегаполиса не сравниться. Тебе в очередной раз рассказывают историю про "черного альпиниста" - тот, по легенде, пошел наперекор правилам и забрал на память маленький камешек со святой вершины, с которой ничего забирать нельзя.
- В сумерках он отбился от группы, заблудился и с тех пор бродит в горах, ищет своих, - рассказывают тебе, и советуют ложиться головой ко входу в палатку: заглянув внутрь, "черный альпинист" сразу поймет, что не знает тебя, и не станет зря беспокоить.
Ты думаешь, что слышал несколько другой вариант истории про несчастного потеряшку, но не перебиваешь: версия про строгую святую вершину, оскорбленную альпинистом, кажется особенно реальной здесь и сейчас, у костра в ущелье под древними горами твоих предков.
- Хох кæддæриддæр уыд зæдбадæн (гора всегда почиталась как место пребывания ангелов - пер. с осет.), - тихо добавляет Мурат, и ты понимаешь.
Затушив костер и забираясь в палатку перед сном, ты оборачиваешься и еще раз смотришь на гряду, возвышающуюся над маленьким лагерем. Над гребнем, куда вам завтра идти, подсвеченные лунным светом, клубятся облака, и ты совершенно четко видишь в них всадника в черном, на черном коне. Сау Барæг замирает в воздухе, оглядывая вашу стоянку, и ты замираешь тоже.
Ты спишь спокойно, зная, что все будет хорошо. Мешает лишь кочка под палаткой, которую забыли выкорчевать: наутро из-за этого страшно болят все кости. Первая ночь в походе тоже всегда самая тяжелая. На рассвете ты выбираешься из спальника и ковыляешь к ручью, долго рассматриваешь склоны в бинокль: может, серны спускаются на водопой.
Когда через несколько дней ты возвращаешься в город, все кажется другим: улицы, деревья, дома словно прибавили в четкости и яркости и одновременно, как бы парадоксально это ни звучало, будто подернуты слабой дымкой. За ними встают вершины, невероятно далекие, древние, строгие. И совершенно родные.
А на следующий день после возвращения, разобрав рюкзак и проветрив спальник, ты выходишь на работу, забыв дома линзы, наушники и флешку с документами. Вернувшись за всем этим добром, ты наконец добираешься до работы и обнаруживаешь, что забылись ключи от офиса. Махнув на все рукой, уходишь в кофейню в парке, знакомый бариста делает тебе кофе, выбирает пирожное с витрины. Ты ждешь, смотришь в окно и не думаешь ровно ни о чем, а потом звонит телефон.
- Человек, доброе утро. Мы в горы, вот сейчас. Ты с нами?
На языке - куча отговорок (рабочая неделя, отчет сдавать, дома прибрать не мешало бы) и вопросов (кто, куда, надолго?). Выговаривается вместо этого другое:
- Дайте полчаса, рюкзак собрать. Сколько ночей?
Бариста за стойкой улыбается и наливает кофе на вынос.
