"Я помню, что когда вышли "Турецкие сладости", фильм восприняли как полупорнографический, а единственным изданием, которое дало положительный отзыв, был "Charlie Hebdo". Они написали, что кино — шедевр, а его режиссер станет знаменитым".
Изабель Юппер
На минувшей неделе ушел из жизни актер Рутгер Хауэр, и его оплакивали в России и знаменитые кинокритики, и любители кино. В прощальном эссе памяти актера кинокритик Антон Долин упомянул картину Пола Верховена "Турецкие сладости": "душераздирающая и скандально откровенная история любви. Согласно народному голосованию, эта картина, до сих пор трогающая и шокирующая, считается лучшим голландским фильмом всех времен".
Я нашла этот фильм, и после первых минут чуть было его не выключила: молодой Рутгер Хауэр с безумной улыбкой жестоко убивает мужчину и женщину, а потом все так же улыбаясь, просыпается в квартире-студии, заваленной мусором. Мысль, что это фильм о маньяке, который соблазняет в большом количестве первых попавшихся на улице женщин, а потом их убивает, не уходила еще следующие несколько минут. А потом вдруг резко становится понятным, что все эти женщины – только лишь попытка забыть одну единственную, фотографию которой Эрик (так зовут его героя) берет в руки сразу после пробуждения и именно ее во сне он безжалостно убивает.
А потом время в фильме отматывается на два года назад и начинается прекрасная сказка. Юный и красивый как бог Эрик – скульптор, и его бунтарское начало проявляется прежде всего в том, как он понимает искусство. Завершая свою часть коллективной скульптурной композиции на Библейскую тему, он настаивает на том, что ноги Лазаря в сцене "Воскрешение Лазаря", должны быть с червями. "Он же умер и несколько дней был мертв", но подобный натурализм заказчиков композиции не устраивает. Этот эпизод не только деталь характера Эрика, а пунктум всей картины – для режиссера натуралистичность и достоверность физической стороны жизни человека и того, как он любит и ненавидит – художественная форма, вызов упорядоченности и схоластичности, будь то изображение Христа или само устройство голландского общества.
Но обилие эпатирующих эротических сцен, наличие рвотных масс, фекалий, мусора и все тех же червей, которые проходят через весь фильм неким навязчивым символом неотвратимости смерти - сняты так живописно, как могли снять только наследники великих голландцев. Как может быть прекрасной сказка посреди всего этого? Может. И она действительно прекрасна. Эрик не предает и не продает свое понимание искусства – это стало ясно после эпизода с Лазарем. А потом он встречает Ольгу и влюбляется в нее навсегда – в своем чувстве он также неподкупен.
Теперь юных и красивых богов становится двое – они чувствуют бунтарский дух друг друга, и их любовь настолько энергетически заряжена, что искры летят и долетают сюда, в 2019 год из уже далекого 1973-го. Одна из самых красивых сцен – ей бы висеть в музее рядом с шедеврами голландской живописи – обнаженная Ольга на красной простыне, которую освещают огоньки от свечей. И самая трогательная – Ольга засыпает в ожидании Эрика, а когда он возвращается, то просто придвигает стул поближе к кровати и любуется ею – и так просидит до рассвета – наверно, только художник способен на такое.
Ольга станет прообразом всех его будущих скульптур и рисунков, в которых как и во всем, что он делает, нет никаких табу и канонов. Канон – это правильный Лазарь или свадьба правильных буржуа, сочетающихся браком, когда невеста на последнем месяце беременности. А Эрик и Ольга – единственные в череде подобных пар, которые женятся потому что хотят быть вместе, а не чтобы общество не осудило. И вот они едут на велосипеде после церемонии бракосочетания – обгоняют автомобили, перегораживают им дорогу, а по пути хватают мороженое у прохожего, по очереди его едят и нет никого счастливее их в этот момент. Романтика в фильме заряжена таким невероятным драйвом и радостью жизни, что, кажется, до этого в истории кино не было и уже не будет ничего подобного – фальшивыми кажутся и "Осень в Нью-Йорке", и другие подобные фильмы.
И все это счастье вдруг заканчивается в еще одной из самых красивых сцен – под ливнем одиноко стоит Ольга после ссоры с Эриком, который продал коллекционеру эротический рисунок с ней, а она упрекает его в том, что есть вещи, которые не продаются. А ведь он действительно так просто продал нечто сокровенное, но сделал это ради нее, ради их любви, которая, как и любая другая, рано или поздно сталкивается с необходимостью возвращаться в реальность, для существования в которой нужны деньги. Ольга стоит под проливным дождем, Эрик выходит к ней, чтобы обнять, и они вновь счастливы, вновь забыли про реальность, они танцуют под дождем, ложатся на мокрый асфальт, пьют вино, которое смешивается с небесными каплями, а потом Ольга уезжает. И изменяет.
Он разбивает в студии все скульптуры, которые ваял с Ольги, рвет все рисунки и начинает сходить с ума от тоски: видеть сны, в которых убивает Ольгу, приводить к себе других женщин, постепенно обрастать мусором, в котором заводятся черви. Символично, что освобождается Эрик от тоски и саморазрушения, когда на свалке, где он собирает хлам для новых скульптур, он сбивает чайку. Раненую птицу он забирает к себе и выхаживает – именно в этот момент возвращается Ольга. Она приезжает только за тем, чтобы забрать свои вещи, показать нового мужа американца на шикарном авто, олицетворяющего все то, против чего они вместе бунтовали и были счастливы, и спросить Эрика: "А у тебя нет новой девушки?". А он просто отвечает: "Нет, я же тебя люблю", – помните, Эрик не предает. Ольга уезжает, а чайку, чье крыло зажило, Эрик выпускает у моря – отпускает на свободу. Только в отличие от Ольги, птица обретает настоящую свободу.
Ольге бунтарства хватило ненадолго, ей вдруг стали не нужны ни любовь Эрика, ни их безумства, и она выбирает жизнь, которую хотела для нее обеспеченная и такая обычная мама. Проходит много лет, Эрик случайно встречает Ольгу в торговом центре – она выглядит вульгарно и странно себя ведет. Эрик смотрит на ее изменившееся лицо, и в его глазах читается все такая же сильная любовь, а теперь еще и боль. Ольга смертельно больна, и уже в больнице, после операции, ей захотелось сладкого. Эрик покупает ей… "Турецкие сладости", которые она жадно съедает. Что может сравниться с этой душераздирающей сценой, с взглядом Эрика на Ольгу… А когда она засыпает, садится рядом и так просидит до ее последнего утра, как сидел когда-то, любуясь, в самом начале их любви.
