На этих выборах из ниоткуда вылезла мелкая партия Vox, недавно отпочковавшаяся от правоцентристов. Она, до того бывшая ничем, внезапно набрала 11 процентов голосов и стала первым почти за сорок лет "ультраправым" объединением, попавшим в законодательное собрание не только в Андалузии, но и вообще во всей Испании. Такого там практически не видели со времен Франко, пишет Виктор Мараховский.
При этом традиционные лидеры — лево- и правоцентристы — потеряли до трети голосов. Медиа в шоке, политологвозмездия
и пишут мрачные прогнозы о росте радикального правого популизма. Естественно, уже найден следрусских спецслужб — сейчас без этого никак.
Сама по себе испанская Vox, отметим, ничего чудовищного не представляет: это консерваторы вроде "Альтернативы для Германии" с католическим уклоном. То есть они за ограничение абортов и иммиграции, а также против однополых браков. Не говоря уже о том, что в правительство их, конечно, никто не возьмет — они нерукопожатные.
Но штука вся в том, что именно это — признак уже вполне наступившей бархатной катастрофы.
В течение десятилетий либеральная демократия в Европе была вполне работающим механизмом. Право- и левоцентристы каждые четыре-пять лет выходили на поле, чтобы сыграть очередной матч на тему "поднимаем налоги/снижаем налоги". Разнообразные "ультра" — что левые, что правые — служили для правящих партий чем-то вроде кадрового резерва. Те из них, кто не желал сидеть в маргинальном "арийском" или "лесбо-троцкистском" подполье, вливались в центристские силы и обновляли их своей повесткой. Примером тут могут служить лидеры "революции 1968-го", осевшие в 1990-х в европейских парламентах в виде мирных социалистов и зеленых.
Собственно, это и давало возможность существовать в Европе "либерализму с человеческим лицом" — то есть ориентироваться на волю большинства, но учитывать мнение меньшинств.
Однако в какой-то момент эта "фабрика согласия" засбоила. Факторов было множество, но одним из них — возможно, главным — стал, вероятно, распад СССР.
До краха социалистического блока в западных демократиях "левые радикалы" считались столь же опасными, как и правые. Во время холодной войны шевеления троцкистских студентов (с портретами Че Гевары в общагах и лекциями Жижека в аудиториях) уравновешивались консервативными буржуазными традициями миддл-класса.
Когда же Советский Союз исчез — леваки, образно говоря, перешли на сторону победителя. То есть перестали сражаться за коммунизм и против олигархов и обезвредились до "борцов за дискриминируемые меньшинства". В итоге даже самые странные левацкие идеи начали беспрепятственно проникать в политический мейнстрим.
А вот консерватизм, напротив, остался недобитым врагом.
И спустя годы настоящими маргиналами на Западе постепенно остались исключительно консерваторы. Причем градус терпимости к ним постоянно падал все последние лет 25. По сути, "ультраправыми" сегодня, в конце 2010-х, обзывают тех, кто еще в 1980-х были вполне умеренными центристами. Тех, кто полагает, что брак — это между мужчиной и женщиной; тех, кто считает себя вправе воспитывать своих детей на своих ценностях; тех, кто против криминальных гетто с "дешевой рабочей силой"; тех, кто искренне считает, что мужчины лучше водят фуры и играют в шахматы, а женщины лучше управляются с детьми и вообще их надо беречь.
По факту — неприличным и неприемлемым постепенно стал тот самый набор ценностей, с которым Запад победил в холодной войне. Эти ценности сегодня объявлены неполноценными. А следовательно — неполноценны и их носители. И потому они везде, где можно, лишены права публичного голоса. В том числе и в вопросах, поколение назад считавшихся пространством личной свободы, — на тему "кого мне брать на работу", "кому мне продавать торты" и "как мне воспитывать своего ребенка".
Иными словами, то, что было обычным консерватизмом, новые держатели дискурса переименовали в экстремизм. И вытолкнули в политическую маргинальность миллионы сограждан, в социальном смысле никакими маргиналами не являющихся. Избиратели "АдГ" или Ле Пен не сидят на пособиях, не курят крэк и не имеют судимостей, но с точки зрения нынешних политических приличий они существа второго сорта по сравнению с теми, кто относится к "дискриминируемым группам".
Нормальные европейцы XX века — в веке XXI переселены в своего рода стеклянные гетто, потому что они не вписываются в новую господствующую "политическую расу". И в этих гетто сидит кое-где уже по 10-20 процентов населения ведущих демократических стран.
И что характерно — "учитывать их мнение" никто не собирается, несмотря на как бы либерализм. И их ряды растут — потому что чем дальше и больше их игнорируют, тем для большего числа европейцев мейнстрим становится неприемлем.
Сегодня трудно гадать, достигнет этот процент новых маргиналов критической массы или нет. Для нас не так интересно. Интересен сам факт: в передовых странах Запада сегодня универсальной официозной идеологией стал своего рода "ванильный расизм", который точно так же по старинке подходит к головам с линейкой. Только измеряет теперь не сами черепа, а то, что в них. И точно так же выдает приговоры о неполноценности.
Кстати, мы тут удивляемся, почему из всех народов на планете сегодня на Западе считается приемлемым и нормальным ненавидеть только русских. Почему в мире победившей толерантности один народ упорно изображают какими-то татуированными злобными гоблинами. Ответ прост: этот народ ненавидят за то, что "у него в голове нет свободы" — в передовом ее понимании.
Кстати, любят русских во всем западном мире тоже за это.
