К весне мясо заколотой на Новый год свиньи закончилось, картошку уже не на чем было жарить, и мать в воскресенье решила сходить на Большой базар купить каких-нибудь продуктов. Детки, что вам принести, спросила она, вертясь перед зеркалом желтого шифоньера со скрипучей дверью. Сестра валялась на кровати с книгой, на мгновение она вскинула голову, отодвинула за уши свои иссиня-черные волосы и, промяукав: цади хочу, снова погрузилась в чтение.
Да уж, губа у нее не дура, но, чтобы испечь цади, нужна кукурузная мука, хороший желтый сыр, желательно из Цона, сметана или мацони, плюс растопить дровяную печку во дворе под старым айвовым деревом — в общем, целое дело. Мелкий, отшвырнув свою игрушечную машинку, запрыгал перед мамой: конфет соколадных хацу, есе цурцхелу и халву! Конечно, сынок, для тебя все что угодно, поди сюда к мамочке, чмок, мой сладкий, еще разочек, ну все, с тебя хватит, теперь играй себе! А тебе что купить, Таме? Я тяжело вздохнул и, опустив голову, выдавил из себя несколько слез:
— Ты сама знаешь что — джинсы…
— Нет, он с ума меня сведет! — мама театрально схватилась за голову. — Мы с голоду пухнем, а ему джинсы подавай!
— Мои друзья все во вранглерах да монтанах рассекают, Бесе и то купили гэдээровские, а я хожу в этих дурацких советских!
— У меня тоже нет джинсов, — сказала сестра. — И как видишь, не ною, а я, между прочим, старше тебя на три года. И вообще, ты мешаешь мне готовиться к выпускному экзамену, дебил!
— Неправда, у тебя есть белая джинсовая мини-юбка! И не стыдно тебе так по улице ходить?
— Заткнись, дурак! — Сестра соскочила с кровати, проворно точно кошка, и хлопнула меня по башке толстым учебником, но я даже не пошатнулся, мои кривые борцовские ноги и не такое выдерживали. Ну вот, сама напросилась: я кинул ее через бедро. Сестрица полетела обратно в свою кроватку, я навалился сверху и, забавы ради, стал ее душить, хоть она кусалась и царапалась как бешеная. Мать оттащила меня от нее и уже покорно, смирившись, спросила:
— Сколько стоят эти проклятые джинсы?
— Луба дала мне двадцатку! — праздновать победу было еще рано, и я был осторожен, будто вышел в финал и рубился с соперником за первое место: — Если ты подкинешь тридцатку, Абрам за полтинник обещал достать фирменные джинсы…
— Что еще за Абрам?— насторожилась родительница.
— Еврей, у которого Беса купил свои гэдээровские.
Мама попросила меня выйти из комнаты, чтоб я не пронюхал, где она хранит деньги. Наивная, я уже нашел тайник: в шифоньере на верхней полке между семейным альбомом и домовой книгой, — откуда, собственно, и стащил эти самые двадцать рублей.
— Ну давай иди и не оборачивайся, — мама ждет, пока я не исчезну за дверью.
Гордый, как чемпион, одолевший своего давнего соперника, я качу через комнату и по дороге спотыкаюсь о мелкого. Обычно шумный, он притих, и я чуть не раздавил его, а он, оказывается, перевернул на спину большого черного жука, должно быть, вылезшего из щели в полу, и тычет пальцем в брюхо. Меня уже кусала такая дрянь — я наступаю на жука, и он хрустит под моей тапкой. Раздается рев, я поднимаю с пола братишку, обнимаю его, такого родного, целую пухлые мокрые щечки и шепчу: не плачь, я принесу тебе много чурчхел, только обещай не водиться с жуками, держись от них подальше, малыш.
В Еврейском квартале по воскресеньям настоящая толчея, бабульки и дедули из близлежащих сел приезжают сюда и раскладывают свои товары прямо на дороге, и надо быть осторожным, чтоб не наступить на пирамидки яблок, айвы или связанную ошалевшую курицу. Большой базар и примыкающий к нему скотный рынок чуть дальше отсюда, но до слуха доносятся крики поросят, мычание коров, телят, блеяние коз, овец. Под высокими ветхими балконами древних, как Библия, домов на козырных местах стоят лавки обитающих тут евреев. Я дергаю маму за рукав плаща и показываю на высокого худого человека: вон он, Абрам! Продираюсь вперед и вижу на лавке перед ним настоящие джинсы, правда, протертые до дыр. Но это не смущает меня, главное, чтоб размер подошел. Мать подходит, брезгливо смотрит на штаны и говорит:
— Даже не думай…
— Мама, пожалуйста, давай купим, потом требуй с меня что хочешь, я все сделаю!
— И ты наденешь такую рвань? Да я тебя домой не пущу в них!
— Твой размер, — подмигивает Абрам. — В Америке в таких ходят хиппи, так что бери, пока не увели.
Я беру в руки джинсы, прикидываю:
— Точно мой размер! Сколько?
— Сто рублей, — говорит Абрам.
Я кладу брюки на лавку:
— Они же старые!
— Сколько дашь?
Я хочу сказать "полтинник", но мама исчезла, а искать ее в толпе было бесполезно, поэтому я предлагаю двадцатку.
— Ты чего, это настоящие американские джинсы! — обижается Абрам. — Меньше чем за пятьдесят не отдам, так что думай.
Меня трясет от возбуждения. Можно, конечно, попросить Абрама отложить джинсы на полчаса, я бы сбегал домой и спер недостающую тридцатку. Но к нему подваливает тип в кепке-аэродроме и, показав на штаны, спрашивает сколько.
— Тебе за сто, — говорит доверчиво Абрам. — Слушай, в Америке хиппи такие носят, но пока сюда эта мода не пришла и вряд ли придет. Ты для кого хочешь?
— Для дочки.
— В каком классе она учится?
— В восьмом.
— Для дочки за полцены отдам. Слушай, откуда ты такой продвинутый?
— Из Цона. Сбавь еще.
— Куда еще? Это же настоящие американские джинсы! Твоя дочка благодарить тебя будет, сам увидишь.
Они торгуются, и Абрам продает джинсы типу в кепке за двадцать пять рублей, добавив от себя жевательную резинку…
Через неделю после торгов в еврейском квартале я встретился с Бесой у кинотеатра "Чермен". Он был в стертых драных джинсах, стрелял мелочь у знакомых на билеты в кино, поминутно поглядывая на наручные часы. Ко мне он тоже подвалил и попросил выручить. Я попенял ему на то, что он испортил свои гэдээровские штаны. Ты дурак и деревенщина, сказал Беса раздраженно, в Америке на всех хиппи такие джинсы, но пока сюда эта мода не пришла и вряд ли придет. Я дал другу рубль, тот подобрел и разговорился: оказывается, он ждал свою девчонку Кристину. Отец у нее дипломат, в Штатах бывает, привез ей оттуда настоящие хипповские джинсы, а вот и она. Я взглянул на девушку, к которой побежал Беса: на ней были те самые джинсы, от Абрама. Беса взял за руку свою леди, и они оба в драных штанах направились в кинотеатр…
