Лев Рыжков
В далеком от Латинской Америки Цхинвале жил паренек, который в какой-то момент вдруг "заболел" сальсой, румбой и прочей экзотической для этих мест музыкой. Затем он освоил гитару, собрал единомышленников и основал группу Acoustic magic, с которой отправился покорять Москву.
В какой-то момент наш герой прогремел на всю аудиторию самого рейтингового шоу на главном телеканале России — "Голос". И огромная страна узнала это имя — Сослан Кулумбеков.
Впрочем, звездой себя Сослан Кулумбеков не считает. "Я обычный музыкант", — говорит он. В прошлом году Сослан выпустил альбом "Азар" на осетинском языке на стихи Коста Хетагурова.
В этом году группа Acoustic magic отмечает двадцатилетие. В честь этой даты выйдет еще два альбома. О новых альбомах, зигзагах артистической удачи и секретной телевизионной кухне мы и поговорили с Сосланом Кулумбековым, который приехал в московскую студию Sputnik со своей гитарой.
Певучий язык Осетии
— Расскажете о новых альбомах?
— Один из них будет авторский, русскоязычный. Песни написаны на стихи моего близкого друга Германа Кулаева, с которым мы вместе учились во Владикавказском училище искусств им. А. Гергиева. В некоторых песнях текст — наполовину мой, наполовину — его. А второй альбом будет на испанском языке. Может быть, войдет пара-тройка песен на итальянском и португальском. Мы сейчас над этим думаем. Но на 98% — это будут песни на испанском.
— А вы все эти языки знаете?
— По-испански я могу пообщаться. Но у меня нет большой практики. Когда не общаешься, начинаешь быстро забывать. Так что по-испански я в основном пою. С португалоговорящими бразильцами — тоже могу объясниться по-испански.
— Испанский, итальянский — это все певучие языки. А насколько мелодичен и певуч осетинский?
— Для меня он певуч, потому что для меня он — родной. И когда я пою осетинские песни, многие подходят и спрашивают: "А это какой язык был? Французский? Португальский?" Многие мне говорят, что у меня мягко получается. И песни у меня — лиричные, с джазовой гармонией. Немножко не похоже на нашу народную музыку.
Когда я приехал учиться во Владикавказское училище искусств, и там пел свои осетинские песни, музыканты мне говорили: "Какие-то не осетинские у тебя песни, какие-то западные". Потому что у нас привыкли: гармошка, ударный инструмент дала. А я с детства тяготел к джазовой музыке.
— Видимо, и к року тоже. Вы выступали в прошлом году на Цхинвальском рок-фестивале. Расскажите о своих впечатлениях
— Мне вообще понравился состав участников. Были очень хорошие команды — из Приднестровья, из Абхазии. Вообще — организация была на хорошем уровне. Прекрасный звук. В принципе, если все это продолжится, если каждый год станут приезжать мировые звезды — будет вообще супер. Я сам больше люблю джаз-рок, а классический или тяжелый рок я вообще не слушаю. Но вот участники, которые играли в Цхинвале, мне понравились все. В Осетии очень любят рок. Притом давно. Легендарный ансамбль "Бонварон" тому доказательство.
— А вы знакомы с ними лично?
— Ахсар Джигкаев — это мой первый учитель игры на гитаре. Когда я начинал заниматься, он мне очень многое дал. Я вообще влюбился в эту музыку, когда услышал по записи его песни. Вот тогда я заболел авторской осетинской музыкой. Так что Ахсар на меня оказал очень большое влияние на начальной стадии. От него я перешел к инструментальной музыке. Стал "снимать" партии таких гитаристов, как Джон Маклафлин, Пако де Лусия, Джон Скоффилд.
Дебютант-лауреат
— Правда ли, что в детстве вы хотели стать борцом?
— Была такая история. Моя мама — заслуженный педагог, преподает в музыкальной школе. Она меня отдала заниматься на скрипке. Я одновременно ходил и на музыку, и на борьбу. Стоило мне пройтись с инструментом по улице, как все мои друзья начинали надо мной смеяться: "Ты что — девочка?"
Меня так все это достало, что я бросил скрипку и занялся только борьбой. Были успехи. Выигрывал на чемпионате Южной Осетии. Выступал на всесоюзных турнирах. Потом у меня случилась травма, и мне запретили заниматься спортом. И я опять полностью ушел в музыку.
Я взял у папы семиструнную гитару, переделал порожек для шести струн. И вот так потихоньку начал заниматься. Ну, как потихоньку? На самом деле, фанатично начал заниматься, по 12-14 часов в день.
— Вот это упорство!
— Все-таки я хотел стать гитаристом, как Пако де Лусия. Потому что мне нравились тангосы, булериасы. Потом я начал писать песни. У меня уже буквально на второй неделе игры на гитаре стали рождаться мелодии. Они были с моими примитивными текстами, но по гармонии — неплохие. Я даже сам потом удивлялся, когда уже стал изучать аккорды. Смотрю, а в песне у меня, оказывается, есть "тринадцатый", или "+5". Я и не знал, что они так называются. Просто я их у себя в голове слышал и находил.
— Наверное, у вас, как у многих скрипачей, абсолютный слух?
— Ну да. На скрипку берут с абсолютным слухом. Раньше брали. Когда еще был Советский Союз. Сейчас не знаю.
— А кто вас научил петь?
— Никто. Научился сам. Я все-таки больше времени уделяю гитаре. Я, можно сказать, вокалист-самоучка. И недоучка.
— А вы помните свой первый концерт? Где он происходил?
— Мой первый большой выход на сцену был на фестивале "Свирель Ацамаза" во Владикавказе. Кажется, в 1993 или 1994 году. Я стал лауреатом. Третье место. Я спел тогда три свои авторские песни на осетинском, и одну песню Ахсара Джигкаева. Зал Сельхозинститута был большой. Вмещал, наверное, человек 600-700.
— Первый раз — и сразу в лауреаты?
— Так получилось. Потом я еще выигрывал конкурс авторской песни во Владикавказе, занял второе место. Студенту нечего делать, вот я и ходил по всяким конкурсам. На этом конкурсе авторской песни я выиграл большой двухкассетный магнитофон. Для музыканта это был вообще подарок судьбы.
Двойные стандарты Останкино
— А что привело вас в Москву?
— Все началось во Владикавказе, когда у нас в училище искусств образовалась группа. Армен Ованесян был барабанщиком и очень хорошо аккомпанировал на гитаре. Сначала у нас зародился дуэт, а потом к нам присоединился наш очень хороший друг и старший товарищ Джанлей Джиоев. Из дуэта мы стали трио и назвали группу Acoustic magic.
Мы начинали петь на испанском. И вот мы играли во Владикавказе, а потом, уже всей группой, в 2000 году приехали в Москву. Мы хотели всей группой поступить в Российскую академию музыки им. Гнесиных. Мы пришли, прослушались. Мне сказали: "Приходи учиться и на вокальном, и на гитаре". Но мы в это время разнесли свои демо-записи по ресторанам, клубам, и нас позвали где-то в 5-6 мест. Мы уже начали работать. А какие занятия после ночной работы? В общем, учиться мы не пошли. У нас уже началась работа по латиноамериканским заведениям, какие-то гастроли, появились поклонники.
— И потом вы оказались на шоу "Голос"?
— Туда я попал совершенно случайно. Я увидел по телевизору рекламу: "Неважно, сколько вам лет, присылайте свое демо". Надо было отправить две записи. Я отправил одну. И забыл. Я думал: "Все куплено". И буквально через две недели мне звонят: "Здравствуйте! Мы прослушали вашу запись, нам очень понравилось. Приглашаем вас в Останкино, на живое прослушивание". Я говорю: "Хорошо". А мне: "Вы что — не рады? Обычно нам кричат "ура"!".
Перед прослушиваниями я выступал в одном клубе. Там очень сильно работал кондиционер. И я заболел. Я приехал с температурой, с хрипом в горле. В Останкино я рассказал редакторам Первого канала про группу, и что в Москве мы работаем давно. Спел испанскую песню и авторскую. Мне сказали, что у меня очень хороший тембр. Потом то же самое мне сказал Александр Градский. Ему тоже тембр понравился.
— А на слепых прослушиваниях вы волновались?
— Было волнение в том плане, что я эту песню играл очень давно, со своей группой и с совершенно другими аккордами. Буквально за неделю мне дали аранжировку оркестра Сергея Жилина — а там все иначе. Если ты песню играешь 15-16 лет с одними аккордами, у тебя уже автоматически пальцы туда становятся. Но я начал переучивать эту аранжировку, чтобы сделать, как у оркестра. И у меня был страх, что во время пения я по старой памяти, сыграю, как привык. Кстати, так и случилось. Я нажал старый аккорд. Потом я его, конечно, приглушил.
И еще мне не понравились двойные стандарты. Они там есть. Некоторым исполнителям можно приводить своих музыкантов, а некоторым — не разрешают. Я хотел привести своего клавишника, бас-гитариста и барабанщика, чтобы мы куплеты сыграли в джипси-румбе, а припев чтобы был в сальсе. Но нам не разрешили это сделать. А так было бы намного красивее. Можно сравнить: в YouTube посмотреть запись с "Голоса", и потом посмотреть, как мы ее играем с музыкантами в студийной версии. Разница колоссальная. В гармонии, в подаче, во всем.
— Что вам дал как наставник Александр Градский?
— Большое заблуждение, будто там чему-то учат. Там ничему не учат. Просто подбирают репертуар и дают тебе его спеть. Там нет времени, чтобы тебя кто-то учил чему-то. Не редкость, когда участники поют лучше наставников. Так что кто кого научит — это еще большой вопрос.
Не хотел петь под фонограмму
— Все равно, я думаю, вы какой-то урок из участия в таком масштабном проекте извлекли?
— Лучше всего играть со своими музыкантами. После "Голоса" меня звали на другой проект — туда очень много "голосовиков" тоже пошло. Проект "Главная сцена". И я сказал, что если мне дадут спеть свое, авторское, то я пойду. Если нет — то мне просто неинтересно. У меня нет такого острого желания, чтобы меня по "ящику" показывали. Мне говорили: "Ну, спой, может быть, Агутина". А я говорю: "Пускай себя поет сам Агутин".
— В общем, свои музыканты — лучше всех?
— Ну, не то что лучше всех. Но в нашем стиле мои музыканты действительно — лучше тех музыкантов, которых мне предоставили. У меня есть Дима Гузочинский, который десять лет работал в Мексике со звездами, снимался в клипе Хулио Иглесиаса. Это мой пианист. Сейчас он, кстати, в мировом турне. Бас-гитарист у меня — кубинец. Это — его родная музыка. Притом, он с консерваторским образованием, из Гаваны. А российские музыканты эту музыку играют поверхностно.
— После "Голоса" ваша профессиональная карьера как-то изменилась?
— Было очень много приглашений. Прийти, выступить где-нибудь под "минусовку" в общих концертах. А у меня была политика — выступать только с живой группой. И я от очень многих концертов отказывался. Было бы легче прийти, одному спеть под "минусовку" две-три песни и уйти, как все "голосовики" делали. А я держался за команду, чтобы ее везде продвигать. И на этом, с такой позицией я потерял очень много работы.
Но все равно у нас есть свои поклонники, нас приглашают. Есть определенные места, в которых выступаем. Так что в этом плане пока все продвигается хорошо.
