Я не знала, что в Норвегии осужденный может пожаловаться на холодный кофе в тюрьме, неувлажненный воздух, недостаточное количество масла, которое он может намазать на хлеб и многое другое. Я тоже хочу в такую тюрьму.
Условия содержания в одиночной камере норвежский террорист Андерс Брейвик, которого осудили за убийство 77 человек, изложил в письме на 27 страницах и называет их "садистскими".
У Брейвика камера в 27 квадратных метров, в которые уместились кабинет, спальная и тренажерный зал. Обо всем этом мне рассказал осужденный за убийство, который сидит в цхинвальской тюрьме. Ему еще 15 лет сидеть. Я никогда до этого не бывала в тюрьме. А сейчас заключенные объявили голодовку и туда пустили журналистов.
С корреспондентами, сотрудниками колонии и министром юстиции я прошла не одну решетчатую дверь, прежде чем попала в прогулочный дворик, где собрались заключенные. Мы шли в сопровождении бойцов ОМОН, которых привели в качестве нашей охраны. Хотя, признаться, никакого страха у меня не было.
От заключенных нас отгораживала решетка. Было как-то неловко смотреть на них через клетку, как на диких зверей в зоопарке. Не хватало таблички: "животных с рук не кормить". С другой стороны, предложить руководству тюрьмы пропустить нас внутрь и позволить зайти журналистам получить интервью у голодающих, тоже было неловко. Ведь фактически мы были в гостях и приходилось принимать ранее обговоренные условия. Даже то, что журналистам удалось попасть в тюрьму, считай, повезло.
Заключенные, наверное, посмотрели на себя нашими глазами и один из них громко сказал: "Даже по тому, что вы под охраной боитесь переступить за порог дверей, видно, что за людей вы нас не считаете".
Они стояли перед нами по пунктам описывая, что именно их не устраивает. А мы рассматривали их, пока глава Минюста отвечала на претензии. Вот этого осудили за убийство, а тот, говорят, даже расчленил человека. Вот еще один сидит за убийство — я помню его, работал у нас. Некоторые совсем юные, почти дети. И у всех совершенно невинные лица.
Говорили по одному. Остальные поддерживали молчанием. Обещания, которые им дают по ту сторону решетки, воспринимают с ухмылкой. Недовольны лимитом передач от родных, тем, что дворик слишком мал для прогулок, но больше всего они просят дать им воздух.
Окна камер на первом этаже выходят в закрытый двор. В стене — не до конца заложенное кирпичом окно, небольшую часть которого оставили и заварили решеткой. Через небольшой проем в камеры поступает воздух. Учитывая, что в камерах по три человека, а на дворе июль под 30 градусов жары, становится дурно от мысли просидеть там даже полчаса.
Мне кажется, что вот тот невысокий небритый малый в кепке, который поражает меня своей юридической подкованностью, тут главный. Речь поставлена как у владельца кампании по юридическим консультациям. Говорит без жаргона, никакой блатной стойки, речь — доходчивая, находит самые неоспоримые доводы, причем очень искренне.
Здоровый мужчина басом перечисляет все те же претензии — воздух, маленький двор, увеличить количество свиданий и не ограничивать по весу передачи от родных.
Этот сидел в российской тюрьме, с законами и знанием своих прав тоже на "ты". Вступает в полемику с главой Минюста, но эстафету перехватывает другой. Он сам некогда сотрудник прокуратуры. Для него УК РФ знаком как алфавит. Он бьет сильными фразами о том, что "не всем дано понять то, что человеколюбие и гуманизм сходятся в законе". Он же и предложил министру юстиции отремонтировать тюрьму для себя: так на будущее, ведь никогда не знаешь, удастся ли ее избежать.
Тоже не мог предположить, что когда занимал большую должность и мягкое кресло — окажется за решеткой. От его слов меня передернуло, и я судорожно стала копаться в мыслях, не совершила ли я чего-нибудь противоправного.
За два часа в тюрьме я краем глаза следила за двумя заключенными. Они сидели поодаль от своих сокамерников и за все время, пока остальные спорили, требовали, ни разу не повернули головы в нашу сторону. Они даже меж собой не общались. Просто сидели, смотрели перед собой и размеренно курили. Мне показалось, что они там у них главные.
P.S. Вечером дома я вспомнила, что забыла покормить котят. Подогрела молоко, вышла во двор, на миску налетели пушистые комочки. Постояла, подышала воздухом, послушала вечерний шум города, вспомнила тюрьму, и до меня вдруг дошло: как же хорошо, что она у меня есть — свобода.
