Творческие процессы — они более сложны, чем повседневности художника. Я уже об этом говорил. Художником двигают какие-то, я бы сказал, больше психо-моторные, подсознательные причины.
Для скульптора, особенно для моего типа скульптора, который некоторые работы делает десятилетиями, так сказать, практически напряжение изнутри, а не извне.
Вольно или невольно все мое поколение или, во всяком случае, я — дети великой утопии, то есть авангарда. Мы строители голубых городов.
Когда-то, когда я в 50-е годы начинал думать о Древе жизни, я мечтал построить сооружение в 150 метров, в котором разместится организация ООН. А сегодня вот этот маленький макет стоит внутри ООН. То есть, как бы жизнь сделала поправки на утопизм. И, может быть, в этом есть какая-то правда.
Очень часто обо мне писали, что, например, мои деформации, мои образы рождены войной. В какой-то степени они, может быть, рождены войной, но это неправильная формулировка.
Они не рождены войной, они закреплены войной. Потому что когда мне мама привезла мои рисунки девятилетние, то в них уже оказались кентавры, маски. Я даже об этом забыл. Так что, так сказать, жизнь, скорее, проявляет то, что в нас заложено генетически или судьбоносно. Во всяком случае, мне так кажется.