Казалось, случилась сенсация: президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган направил президенту России Владимиру Путину письмо, в котором извинился перед ним, Россией и семьей летчика Олега Пешкова за ноябрьскую трагедию в сирийском небе.
Напомню, такие извинения российская сторона сразу назвала одним из необходимых условий для нормализации российско-турецких отношений. О готовности к выполнению второго условия — выплате компенсации за сбитый самолет — почти тут же в эфире турецкого телевидения заявил премьер-министр Бинали Йылдырым. Наконец, турецкое правосудие вроде бы всерьез вознамерилось покарать Альпарслана Челика, считающегося главным виновником гибели Пешкова и, вероятно, еще одного российского военнослужащего, морского пехотинца Александра Позынича.
Совокупность этих событий дала российской дипломатии и СМИ возможность интерпретировать их как символическую капитуляцию Турции в крайне болезненном для российского общества вопросе. Однако быстро всплыла масса нюансов.
Оказалось, что в турецком оригинале письма извинения адресовались исключительно семье Пешкова, более того, для их формулирования была избрана словоформа, которую в турецком языке используют для дежурного сожаления в мелких бытовых ситуациях — что-то вроде «не взыщите» от человека, рассыпавшего соль или принесшего с улицы грязь на ботинках. Секретариат Эрдоган специально подчеркнул, что извинениями как таковыми это считать нельзя, а сам турецкий президент в стенах парламента заявил: при повторении инцидента самолет точно так же был бы сбит.
Дальше — больше. Выяснилось, что премьер Йылдырым о готовности к компенсационным выплатам сказал в беседе, посвященной другим международным проблемам, мимоходом и в духе "если что, вопрос можно порассматривать", а на следующий день и вовсе отказался от своих обещаний. В то же время турецкий суд изменил Челику меру пресечения, переведя его из тюрьмы на пребывание под подпиской о невыезде. А вопрос компенсации турецкие власти готовы рассматривать, лишь "если поступит запрос от семьи погибшего летчика". То есть — вы попросите, а мы еще подумаем.
Российское руководство оказалось в крайне неловком положении, и кремлевскому пресс-секретарю Дмитрию Пескову пришлось специально подчеркивать наличие именно недвусмысленной просьбы о прощении в турецком оригинале послания. Неизвестно, собирался ли специально эрдогановский режим, выкарабкиваясь из конфликта при помощи "извинения без извинений", дополнительно сконфузить Москву. Однако бесспорно — подобная практика для Анкары и конкретно Эрдогана не нова, в чем можно убедиться, глядя на турецкую позицию в вопросе геноцида армян.
Геноцид — не геноцид
В общем и целом Анкара не прочь нормализовать отношения с Арменией, мировой армянской диаспорой и всеми, кто ее поддерживает и признает геноцид. Но — и здесь турки непреклонны — без собственного признания.
Надо отметить, что позиция постепенно эволюционирует и становится более изощренной. Так, осенью 1994 года Тансу Чиллер, возглавлявшая тогда турецкое правительство, была непреклонна: "Наша позиция предельно ясна. Сегодня очевидно, что в свете исторических фактов армянские претензии являются необоснованными и иллюзорными. Армяне в любом случае не подвергались геноциду".
Однако заметно усложнившаяся внутренняя и внешняя политическая обстановка заставляет сейчас Эрдогана, известного как раз нарочитой брутальностью и радикализмом, изворачиваться. Так, два года назад он впервые…выразил армянам соболезнования. Звучало это так: "С надеждой и верой в то, что древние народы, обладающие схожими обычаями и традициями, принадлежащие к одной сложной, но уникальной географии, смогут вместе и достойным образом вспомнить о своем прошлом и о потерях. Мы желаем, чтобы души армян, погибших во время событий начала ХХ века, покоились с миром, а их внукам передаем свои соболезнования». Кроме того, Эрдоган добавил, что для пестрого полиэтнического населения Османской империи финальные годы ее существования, были "сложным периодом, наполненным горькими событиями".
Схожие выражения были избраны через год в послании наместнику Константинопольского патриарха Армянской Апостольской Церкви, посвященном столетию трагедии: "С такими мыслями я еще раз отдаю дань уважения памяти погибших османских армян, выражаю соболезнования их близким… Мы будем продолжать поминать армян, погибших в Османском государстве, в соответствии с этим пониманием и историческим сознанием. Будем и впредь помнить о культуре совместного проживания турок и армян, насчитывающей около одного тысячелетия".
Сходство с позавчерашним посланием президенту России едва ли не дословное! Надо отметить, что в выступлении по поводу печального юбилея, Барак Обама, лидер наиболее поддерживающего Турцию государства (во всяком случае, так было год назад, сейчас все не так однозначно), обходил опасное слово «геноцид» в совершенно аналогичном стиле. А Владимир Путин в Ереване назвать вещи своими именами не побоялся.
Опасное жонглирование
Стоит отметить, что жонглирование формулировками и умение подсунуть между слов противоположное им содержание всегда были важнейшим элементом дипломатии. В ситуациях с российским самолетом и геноцидом 1915 года традиционная восточная хитрость турок — важный, но дополнительный антураж общедипломатических приемов.
Правильно или нарочито неправильно подобранные выражения не раз играли важнейшую роль в мировой истории. Наполеон III ввязался в Крымскую войну во многом из-за личной обиды на Николая I, считавшего французского монарха нелегитимным выскочкой и обращавшегося к нему "дорогой друг", а не "дорогой брат".
Тот же Наполеон III настоятельно потребовал от прусского короля Вильгельма I, чтобы тот удержал своего родственника князя Леопольда Гогенцоллерна от претензий на испанский престол. Несмотря на хамоватый тон требований, король был настроен миролюбиво и при встрече с французским послом сказал, что не готов к однозначному ответу, но разговор можно продолжить позже. Бисмарк, жаждавший конфликта с Францией как последнего шага к объединению Германии, полученное от короля сообщение с описанием беседы сократил так, что получилось: посол удостоился отказа в обсуждении проблемы, а предложения пообщаться не было вовсе. Сообщение опубликовали, оскорбленные французы объявили войну, дальнейшее известно — Пруссия победила, Германия объединилась, режим Наполеона III пал.
Летом 1914 настал черед Германии страдать от словесной эквилибристики. Немецкий посол в Лондоне Лихновский выпытывал у английского министра иностранных дел Грея, вступит ли Британия в европейский конфликт, если таковой случится. Грей отвечал донельзя туманно и неопределенно, но с ободряющими нотками, из чего Лихновский сделал вывод "не вступит", о чем и сообщил в Берлин. И вновь — дальнейшее известно.
Вывод из приведенных примеров, на мой взгляд, однозначен. Вольное или невольное жонглирование словами — серьезнейший фактор международных отношений. Вот только инструментом миролюбия оно оказывается редко, а спичкой, поднесенной к фитилю войны, — регулярно.
Разумеется, о войне Турции с Россией или Арменией сейчас речи нет, но и надежды Эрдогана построить мир на фундаменте лукавого словоблудия крайне наивны.
