Сергей Маркедонов, доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета специально для Sputnik.
Недавние террористические атаки в бельгийском Брюсселе, пакистанском Лахоре и в самой крупной российской республике Северного Кавказа Дагестане снова до предела актуализировали широкий спектр вопросов международной безопасности. Возникли они не сегодня, но раз за разом содержательный разговор вокруг них откладывается из-за политических разногласий ключевых мировых игроков.
После того, как прогремели взрывы в столице европейской и североатлантической интеграции Брюсселе, появилось немало публикаций, в которых в очередной раз эксплуатировалась концепция "конфликта цивилизаций". Но трагические новости из Лахора показали, насколько далекой от истины является эта информационно раскрученная идея.
В странах Ближнего Востока, Северной Африки и Юго-Восточной Азии исламские радикалы и экстремисты не один год ведут борьбу со сторонниками светской модели, в которой религия не подменяет собой всего многообразия политики и социальной жизни. Жертвами в этой борьбе становятся рядовые мусульмане, а их единоверцы в органах власти и управления, спецслужбах и правоохранительных структурах противостоят организаторам "великих потрясений".
Для джихадистов отождествление их методов с одной из мировых религий стало бы несказанным подарком, поскольку позволило бы им выступать в роли выразителя интересов всего ислама. Это имело бы для международной безопасности катастрофические последствия. Так что, помня о жертвах Брюсселя, не следует забывать и о таких варварских акциях, как расстрел в Пешаваре в декабре 2014 года, теракты в афганском городе Андхой в октябре 2015 года, не говоря уже о ставших почти регулярными нападках на "неправильных" мусульман в Ираке, Сирии и т.д.
Для России данный вопрос имеет особое значение. В постсоветский период РФ неоднократно сталкивалась с террористической угрозой. И, несмотря на значительное снижение количества терактов в последние годы, тем не менее, и сегодня полностью не избавилась от этого вызова. Свидетельство тому — атаки в феврале и в марте 2016 года в Дагестане, ответственность за которые взяла запрещенная в России и ряде других стран террористическая организация ИГ ("Исламское государство", запрещено в РФ).
В той или иной степени джихадистским силам противостоят страны Центральной Азии и Закавказья.
О причинах и рецептах борьбы с терроризмом
"О терроризме написано несметное количество работ, казалось бы, этот феномен изучен уже вдоль и поперек, и, тем не менее, в нем есть что-то зловеще-загадочное, как бы иррациональное, до конца не понятное", — с этими словами известного российского востоковеда Георгия Мирского трудно не согласиться. Однако серьезное осмысление данного феномена по-прежнему необходимо не только по академическим причинам, но и для извлечения практических уроков.
Во-первых, необходимо представлять себе, что терроризм — это, прежде всего, инструмент, а не конечная цель.
Его используют различные движения и течения, ориентированные на реализацию тех или иных идейно-политических установок. И в действительности мало что объединяет террористов из этнонационалистических, религиозных объединений и террористов, которые ведут борьбу за социальную революцию и считают, что этнические и конфессиональные споры лишь отвлекают народ от классовой борьбы.
И на Ближнем Востоке, и в Афганистане мы наблюдаем не просто конкуренцию, но и прямые столкновения друг с другом таких структур, как пресловутое "Исламское государство", "Джебхат ан-Нусра", "Талибан". Очевидно, что кроме страсти к тротилу у террористов разных течений и направлений мало общего.
Конечные цели и задачи каждой из этих групп необходимо адекватно понимать, вырабатывать эффективное противодействие.
При этом следует понимать, что антитеррор — это не только силовые действия, поскольку террористические атаки — это лишь поверхность айсберга. Не менее важно знать причины востребованности идей того же джихадизма в различных регионах мира (не только на Ближнем Востоке, но и в Европе, среди представителей второго-третьего поколения выходцев из стран арабского Востока, Турции или государств Африки).
Во-вторых, сегодня большая часть публикаций, посвященных проблемам европейских мусульман и распространению радикальных воззрений в их среде, сосредоточена вокруг иммиграции.
Однако иммиграционными сюжетами вся сложность проблемы не ограничивается. Куда важнее говорить об эффективности интеграционных стратегий по вовлечению представителей иных этнических и конфессиональных групп в европейские социумы.
Стоит также обратить внимание на то, что путь к религиозному радикализму вполне возможен и без предварительного посещения "горячих точек" и личного знакомства с влиятельными полевыми командирами, социальным неблагополучием арабского или африканского мира.
Если же говорить о постсоветских странах, то в них ислам, в отличие от стран Европы, вообще нельзя рассматривать как иммиграционный феномен. Например, значительная часть граждан РФ (жители Северного Кавказа, Поволжья и даже Сибири, если говорить о сибирских татарах) является автохтонным населением в своих регионах.
Таким образом, на первый план выходит не столько оптимизация внешней миграции, сколько интеграционные стратегии по вовлечению представителей различных конфессий в общероссийский проект. Эта задача облегчается позитивным опытом прошлого и настоящего сосуществования в России людей с разной религиозной и этнической идентичностью.
Что же касается постсоветских стран с доминированием мусульман, то там наиболее актуальна гармонизация межэтнических отношений (киргизы-узбеки в Киргизии, азербайджанцы и северокавказские народы в Азербайджане), региональных различий (юг и север Киргизии), обеспечение прав русского (и христианского) меньшинства.
В-третьих, необходимо понимать, что никаких легких рецептов для лечения подобных проблем нет, как бы ни живописали их поборники "крестовых походов" и "конфликтов цивилизаций". Но начинать движение в этом направлении необходимо.
Совсем другие источники угроз
Сегодня у многих политиков и публицистов входит в моду говорить о возвращении холодной войны. Между тем, эта метафора некорректна, если говорить о вопросах безопасности не с помощью хлестких словосочетаний, а содержательно. Так, в наши дни в мире нет фронтального противостояния двух идеологических систем (от Кубы и Никарагуа до Афганистана).
Российская внешняя политика по сравнению с советским курсом является не революционной, а подчеркнуто консервативной. Она основана не на жестком идеологическом подходе, а на жестком прагматизме.
В Европе нет противостояния двух военных блоков, а опасения России по поводу НАТО касаются не боязни демократии или прогресса, а недоучета (а то и прямого игнорирования) ее национальных интересов, особенно в постсоветском пространстве. Вызывают также опасения попытки элит новых независимых государств использовать ресурсы Североатлантического альянса для решения этнополитических конфликтов в свою пользу, без должного понимания российских резонов.
Холодная война закончилась, но ее главная парадигма, основанная на необходимости сдерживания Москвы и строительства безопасной Европы без ее вовлечения, осталась де-факто неизменной.
Однако последние два десятилетия показали, что мощный военный потенциал альянса, пережившего несколько расширений за счет восточноевропейских стран, не эффективен в асимметричных конфликтах. Ракеты и арсеналы обычных вооружений НАТО, а также многочисленные базы и центры альянса оказываются не способными защитить от одиночек-смертников, взрывающих себя и других на станциях метро, в аэропортах и на вокзалах.
Но, как гласит мудрость, «генералы и политики готовятся к прошлой войне», и, спустя четверть века после распада СССР, все еще рассматривают "советизацию" как главную угрозу для Европы и Евразии.
Между тем, угроза идет совсем из других источников, для которых, к слову сказать, Запад и современная Россия являются одинаковыми противниками.
Достаточно посмотреть на цели, которые обозначают памфлеты пресловутого "Исламского государства", и на акции, проводимые сторонниками этой структуры внутри России и в странах ЕС и Ближнего Востока.
Одними разговорами о "терроризме как угрозе XXI века" не обойдешься. Нужна глубокая содержательная дискуссия об интеграционном потенциале Европы и России, путях широкой кооперации поверх имеющихся разногласий, выработке адекватных моделей европейской и международной безопасности, не ориентированных на старые фобии.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.
