Лев Дзугаев, политолог, кандидат философских наук специально для Sputnik
Как часто грешат современные аналитические выкладки тем, что путают причины и следствия беспокоящих нас событий, игнорируя, в угоду тем или иным политическим пристрастиям и интересам, целые пласты важных исторических процессов, из которых произрастают многие проблемы, влияющие сегодня на отношения между целыми странами и народами. Когда, опираясь на вытекающие из подобной аналитики оценки и выводы, принимаются политические решения, якобы направленные на преодоление существующих разногласий и противоречий, ничего кроме новых вызовов и угроз они не принесут.
Ситуация, складывающаяся вокруг неожиданно активизировавшейся деятельности Международного уголовного суда по расследованию событий августа 2008 года после более чем 7-летней паузы, не может не вызывать вопросы. Один из главных: можно ли понять произошедшее без осмысления того, что произошло между Грузией и Южной Осетией, Грузией и Россией на рубеже конца 80-х — начала 90-х годов ХХ века.
В этой связи мы не можем не вспомнить об одной печальной дате. В январе 2016 года исполнилось 25 лет трагическим событиям в Южной Осетии, когда в Цхинвал вошли подразделения вооруженных грузинских националистов, облаченных в форму МВД Грузии. Среди них, как потом стало ясно, были многочисленные уголовные элементы, фактически специально выпущенные из тюрем для участия в преступной акции.
Десятки убитых и раненных, подвергшихся избиению и издевательствам мирные жители юго-осетинской столицы, разграбленное имущество, уничтоженные культурные ценности, — это было ни что иное, как настоящая война, развязанная против людей, единственная вина которых состояла в том, что они не разделяли устремлений, разогревавшихся в Грузии с целью выхода из СССР.
Собственно к этому моменту трагедий, происходивших с осетинами было уже много. В ноябре 1989 года горстка жителей Цхинвала на въезде в город остановила многотысячную колонну грузинских "неформалов", как их тогда называли. По призыву Звиада Гамсахурдия они ринулись в Цхинвал, чтобы якобы принять участие в мирном митинге. Многие из них были вооружены. Истинные цели того, что они собирались манифестировать, сформулировал предельно откровенно сам Гамсахурдия: "Скоро я буду в Цхинвали с 10 тысячами моих соколов, и посмотрим, какую встречу им устроит общественность. Мы свернем им шею…" Ранее он же говорил: "Я приведу двухсоттысячную армию. Ни одного осетина не будет на земле Самачабло". Тогда в ноябре трагедии удалось избежать. Но уже вскоре за призывами последовали действия, трагические последствия которых в полной мере на себе ощутили и в Южной Осетии, и в регионах Грузии, где проживали осетины.
Затем избранный в апреле 1991 года президентом Грузии Гамсахурдия провозгласил, что осетин надо "вымести через Рокский тоннель". "Мы пойдем по Осетии, и пусть осетины либо покорятся и станут грузинами, либо, если они так любят русских, уходят из Грузии в Россию", — заявлял он.
Таким образом, и цели, и средства, которые использовались для их достижения, были столь очевидными и неприкрытыми, что даже Эдуард Шеварднадзе, в результате переворота пришедший к власти в Грузии, назвал Гамсахурдия фашистом, пусть и провинциальным, жертвами которого стали тысячи убитых и раненных, десятки тысяч лишившихся всего нажитого и ставших беженцами, хлынувшими в Северную Осетию, в другие регионы России. И совершенно не случайно академик Андрей Дмитриевич Сахаров, которого трудно упрекнуть в предвзятости, характеризуя действия Тбилиси еще до конфликтов в Южной Осетии и Абхазии, подчеркивал, что борясь с "империей", Грузия ведет себя как "малая империя".
Осетины не захотели "становиться грузинами" и предпочли с оружием в руках защищать землю, на которой жили их отцы и деды, свои дома и семьи, свою честь и свободу. Потребовалось более полутора лет непрекращающихся военных действий, блокады и лишений, чтобы прийти к Дагомысским соглашениям, остановившим войну. Они стали возможными, благодаря мужеству и стойкости защитников Южной Осетии, стремлению нового российского руководства остановить, как тогда считалось, братоубийственную войну.
Для каждого осетина, кто был участником, свидетелем тех событий, есть символы, которые будут всегда напоминать о той войне. Таковыми стали для всех и двор 5-ой цхинвалской школы, превратившийся в кладбище, где хоронили убитых в бою защитников, погибших от обстрелов города стариков, женщин и детей, умерших от нескончаемых лишений жителей юго-осетинской столицы, потому, что хоронить на кладбище не позволял беспрерывный огонь грузинских формирований, и разоренный национальный театр с изрешеченным пулями портретом основоположника осетинской литературы Коста Хетагурова. Так же как через 17 лет, уже в 2008 году такими символами стали разбитые грузинской бронетехникой надгробия кладбища во дворе той же цхинвальской 5-ой школы и простреленный в центре Цхинвала бюст одного из духовных лидеров осетинского народа, выдающего ученого-лингвиста Васо Абаева.
Тем не менее, подписанные Россией, Грузией, Южной Осетией и Северной Осетией Дагомысские соглашения дали шанс для восстановления мира и преодоления последствий грузино-осетинского конфликта. Под эгидой России была развернута уникальная миротворческая операция, позволившая почти 16 лет поддерживать мир в зоне конфликта. Были подписаны новые меморандумы, соглашения, в соответствии с которыми Грузия брала на себя обязательства по экономической и социальной реабилитации, по реституционным мероприятиям и возвращению беженцев-осетин из внутренних регионов Грузии. Для непредвзятого наблюдателя бесспорным является тот факт, что ни одно из этих обязательств выполнено не было. Не будет преувеличением сказать, что практически все системы жизнеобеспечения Южной Осетии все эти годы поддерживались благодаря и за счет России. При этом Россия все это время подтверждала свою приверженность территориальной целостности Грузии, рассчитывая, что Тбилиси предпримет реальные шаги по постконфликтной реабилитации региона.
Действительность оказалась противоположна ожиданиям. И сегодня всякий раз, обращаясь к событиям четвертьвековой давности, задаешься вопросом: почему руководство СССР не потребовало от Тбилиси соблюдения действовавшего законодательства?
Говоря о законодательстве, речь, прежде всего, идет о принятом Верховным Советом СССР в апреле 1990 года Законе от 3.04 1990 № 1409-I, регламентировавшем правила выхода союзных республик из СССР, который так и назывался: "О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР". Статья 3 этого Закона звучит следующим образом:
— В союзной республике, имеющей в своем составе автономные республики, автономные области и автономные округа, референдум проводится отдельно по каждой автономии. За народами автономных республик и автономных образований сохраняется право на самостоятельное решение вопроса о пребывании в Союзе ССР или в выходящей союзной республике, а также на постановку вопроса о своем государственном правовом статусе.
Южная Осетия действовала в соответствии с действующим законодательством еще сохранявшегося Союза ССР, повысив, когда обозначились угрозы, свой статус автономной области до уровня автономной республики в составе Грузинской ССР, 20 сентября 1990 года приняв Декларацию о национальном суверенитете, а потом в марте 1991 года подавляющим большинством проголосовав на референдуме в марте 1991 года за сохранение Союза ССР. А поскольку Тбилиси отказался проводить на своей территории мартовский референдум, заявляя о своем выходе из СССР, то Южная Осетия заявила о выходе из состава Грузии.
Можно, конечно, сослаться и на иные международно-правовые акты, якобы определяющие постсоветские реалии, и пытаться обосновать совершенно противоположные выводы. Но каждый, кто хочет оставаться в ладу с истиной, не может не признать, что очевидной составляющей этих постсоветских реалий является тот факт, что Южная Осетия на момент дезинтеграции Союза ССР в декабре 1991 года, уже не была частью Грузинской республики. Любые упреки, которые могут быть адресованы юго-осетинской стороне, якобы действовавшей в тот период в нарушение актуального законодательства, в еще большей степени имеют отношение к поведению грузинской стороны.
После Дагомыса, при благоприятном для Тбилиси ходе событий, формы ассоциации Южной Осетии с постсоветской Грузией могли быть предметом переговорного процесса. Могли быть…
(Продолжение следует)
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.
