Бороться за осетинский язык нынче модно. Реализуются какие-то программы. Пишутся какие-то тексты. Провозглашаются какие-то приоритеты. Но что удивительно, из этого всего на самом осетинском почти ничего. И знаете почему? Потому что мало кто прочтет, а про понять — я совсем помолчу. Вот у нас тут, на Sputnik Южная Осетия, есть осетиноязычная версия, которая, несмотря на активность журналистов этой редакции, по просмотрам отстает от русскоязычной в десятки раз.
Когда-то давным-давно, три года, три месяца, и три дня тому назад в государстве за семью морями, за семью горами был у меня опыт работы в билингвальной газете — основные тексты писались на осетинском, перепечатки соответственно на русском. Все говорили "Круто! Молодцы!", но и только — никакой реальной отдачи. А потом, когда мы перешли полностью на русскоязычный вариант, пошла критика, читатели стали за смыслами следить, опечатки замечать — в общем, стали читать газету, а не просто просматривать картинки.
Люди, которые чисто говорят на осетинском литературном языке, вызывают во мне восхищение гораздо больше, чем полиглоты, владеющие десятками языков. Совершенно особое место в этом моем списке искреннего восхищения занимают носители туальского говора осетинского языка, одним из лучших представителей которых является известный осетинский ученый, профессор Гацыр Плиев. Преподаватель, благодаря которому мир осетинского фольклора распахнул для меня свои двери на первом курсе журфака ЮОГУ. Этот огромный по размерам пласт нашей культуры до того отражался во мне только дедушкиными сказками и почти забытыми историями из глубокого детства. В нашей домашней библиотеке были мифы и легенды древней Греции, древнего Рима, даже сказки народов стран Океании, но вот осетинские сказки (целых две!) встречались только в книге Сказки народов СССР. Периодически еще утаскивала у соседей Нартские сказания — тоже на русском. Поэтому мир, который открылся мне благодаря Гацыру Гавриловичу, и за знание которого я, кстати, получила вполне заслуженную пятерку (те, кто сдавал у него экзамен, оценят мой подвиг), заворожил и покорил. Потом уже было и изучение трудов Всеволода Миллера, и Васо Абаева, и всех тех, чьи имена постепенно проступали на страницах предыдущих книг…
А в целом, насколько я помню, острое осознание, что язык, на котором ты говоришь важен, пришло ко мне где-то в середине 90-х. До того, оба языка — и русский, и осетинский — естественно, переплетались и не обособлялись. Я не помню, чем это было вызвано — слишком маленькой была, но помню, что ставило в тупик слово "пожалуйста". Когда тебе говорят "Спасибо", нужно отвечать "Пожалуйста" — волшебные же слова! — и тут выясняется, что на осетинском я крайне невежливый ребенок… Потом была долгая зима чтения литературы на осетинском, благодаря чему я открыла для себя, сбежавший от нас в библиотеку бабушки с дедушкой, мир литературного осетинского языка…
В свое время Довлатов писал, что "язык — это только зеркало. То самое зеркало, на которое глупо пенять"… А как известно,человек в зеркале виноват во всех бедах. И в том, что происходит с осетинским языком, виноват тоже он.
