Сергей Маркедонов, доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета специально для Sputnik
В последнее время Южная Осетия не часто попадала в заголовки газет и в топы мировых информационных агентств. После того, как Россия признала независимость бывшей автономии Грузинской ССР, сформировался новый статус-кво, который обеспечивает гарантии безопасности и экономического восстановления со стороны Москвы. В новых реалиях угрозы "разморозки" конфликта со стороны Тбилиси, аналогичные той, что была реализована в 2004—2008 гг., выглядят маловероятными.
Однако информация о намерениях югоосетинского руководства инициировать референдум об объединении с Северной Осетией под эгидой РФ снова приковала внимание экспертов, журналистов и дипломатов к положению дел в Закавказье. При этом Кремль не подтвердил информацию, заявив лишь об уважении независимости данного образования и имеющихся между Москвой и Цхинвалом дипломатических отношений.
Остроты ситуации добавляет не столько кавказский, сколько украинско-крымский контекст. Особенно — для западных партнеров России. После изменения статуса Крыма, любое движение Москвы (даже гипотетическое) на постсоветском пространстве рассматривается как угроза мультипликации "аннексионистского сценария". Но означает ли это наличие некоего замысла Кремля о "приращении" новыми территориями? И что вообще скрывается за дискуссиями об "осетинском единстве"?
У Южной Осетии и Абхазии есть своя повестка дня
Начнем с того, что в стремлении Южной Осетии к объединению нет ничего принципиально нового. Если абхазское движение, начиная с периода распада СССР, стремилось, в первую очередь, к созданию своей государственности, то югоосетинские лидеры в качестве своей стратегической цели видели объединение с Северной Осетией под эгидой РФ. И свидетельство тому — два уже прошедших референдума по этой теме. Причем оба они проходили либо в условиях разворачивания открытого этнополитического конфликта, либо при попытках "разморозить" затихшее противостояние.
Первое волеизъявление состоялось практически сразу же после распада Советского Союза 19 января 1992 года. Тогда более 90% участников проголосовало за отделение Южной Осетии и объединение с Россией (при этом в голосовании не приняли участие грузины, проживавшие в Южной Осетии). Второй референдум прошел параллельно с президентскими выборами в ноябре 2006 года. Тогда в условиях растущей военно-политической конфронтации с Грузией югоосетинское руководство хотело продемонстрировать всему миру, что его интересует не только избрание главы республики (фактически, в тех условиях, это было переизбрание), но и дополнительное подтверждение курса, взятого после распада СССР.
Одними лишь референдумами дело не ограничивалось. В июне 2004 года и в марте 2006-го предыдущий югоосетинский лидер Эдуард Кокойты даже обращался с соответствующими ходатайствами в российский парламент и Конституционный суд. Не ушла из политического оборота эта идея и после признания независимости бывшей автономии Грузинской ССР. Достаточно сказать, что летом прошлого года в результате парламентских выборов победу одержала партия "Единая Осетия", сделавшая идею осетинского единства своим предвыборным коньком. Лидер партии Анатолий Бибилов стал спикером высшего законодательного органа республики.
При этом жители республики рассматривают в качестве своей родины не столько "большую Россию", сколько собственную страну. Но в объединении с Северной Осетией и в конечном итоге с РФ они видят лучшую жизненную перспективу.
Подобные взгляды подогреваются всей политической практикой последних двух десятилетий. За это время югоосетинская столица Цхинвал несколько раз становилась объектом атак со стороны Грузии. Ни мощной диаспоры (сопоставимой с армянскими общинами, поддерживающими устремления Нагорного Карабаха), ни привлекательных ресурсов, которые есть у абхазов (выход к Черному морю), у Южной Осетии нет. Отсюда и узость геополитического выбора, и столь единодушно отмечаемый экспертами, как в России, так и на Западе, дефицит новых идей.
Более того, нынешний президент республики Леонид Тибилов сам публично заявлял о том, что не исключает возможности объединения "двух Осетий". Так, в октябре 2012 года он высказался следующим образом: "Мы сегодня — независимое государство. Но вообще идея воссоединения всегда жила в каждом из нас, и я считаю, что эта идея должна получить свое развитие".
Думается, что споры о будущем статусе Южной Осетии многие эксперты ведут, исходя из убеждения, что Цхинвал — это простой "ретранслятор" мнения Кремля. Что, мол, вложат в уста его представителей столичные "технологи от власти", то и озвучит. Но такой подход выглядит заведомым упрощенчеством, ибо базируется на взгляде на абхазов и южных осетин, как марионеток Москвы.
В реальности ситуация далеко не так проста. И каким бы мощным ни было влияние России, у двух республик есть своя повестка дня.
Любой политик в Цхинвале не сможет просто игнорировать идею единства, даже если администрация президента РФ вдруг решит ее запретить декретом. Почему — тема отдельной монографии. Но факт остается фактом.
И если иметь в виду приближающиеся президентские выборы в Южной Осетии, то тема "объединения" с северянами под юрисдикцией России еще не раз и не два прозвучит в выступлениях политиков этой республики. И вовсе не по приказу из Кремля или со Старой площади.
Разные подходы к разным конфликтам
Однако между идеями и их практическим воплощением лежит огромная дистанция. И на этом пути приходится сталкиваться со сложными политическими реалиями, заставляющими жертвовать идеалистическими представлениями ради прагматики.
В этой связи следует заметить, что все разговоры о якобы горячем желании Кремля "получить новые территории" не имеют под собой никакой серьезной почвы. Так, приступая к очередному обсуждению "имперских устремлений Москвы", многие их ярые критики не заметили, что Россия годами не реагировала на многочисленные просьбы из Цхинвала не то что об объединении, но даже о признании.
Подписывая Дагомысские соглашения о прекращении огня в 1992 году, Кремль никак не покушался на территориальную целостность Грузии, с которой, кстати, этот документ и был совместно подготовлен. Другое дело, что сам официальный Тбилиси делегировал часть своего суверенитета над спорной территорией Смешанной контрольной комиссии (СКК), участником которой он являлся наряду с Москвой, Цхинвалом и Владикавказом. И заметим, что мандат СКК признавался на международном уровне. Вокруг Дагомысских соглашений выстраивался и мандат миссии ОБСЕ в Грузии. Более того, когда с приходом Владимира Путина к власти в 2000 году начался процесс исправления регионального законодательства, североосетинское нормотворчество было подвергнуто существенной ревизии со стороны Москвы, в том числе, и в плане "объединительных идей".
Когда же начался процесс "разморозки конфликта" (то есть стремление к пересмотру формата миротворческой операции и роли России в ней), то РФ выступила в качестве военно-политического гаранта югоосетинского самоопределения. Не самоопределения вообще, а проекта, ориентированного на выход из состава Грузии. Однако и после этого российское руководство воздерживалось от однозначных оценок перспектив возможного появления нового субъекта РФ. Максимум, что делал президент Владимир Путин, так это ссылался на мнение народа.
Говоря же о "мультипликации крымского опыта", следует иметь в виду отсутствие единого знаменателя в подходах Москвы к конфликтам. Признав Абхазию и Южную Осетию в качестве независимых государств, аналогичные шаги не были предприняты по отношению к Нагорному Карабаху или Приднестровью. И новый абхазский субъект федерации не появился наряду с Республикой Крым и Севастополем, городом федерального значения.
Для Москвы сегодня важнее поддержка Южной Осетии и нового статус-кво, формирующегося там после августа 2008 года. Другой вопрос, если ему вдруг будет что-то угрожать. Но в нынешних условиях такие угрозы кажутся маловероятными. И "объединительный" аргумент Москва, скорее всего, придержит, до более сложных времен, как в отношениях с Грузией, так и с Западом. Что, однако, не означает, отсутствие реальных югоосетинских (а не кремлевских технологических) устремлений к единству с Северной Осетией в составе РФ. Не всякая пророссийская идея, право слово, должна получать визу от Кремля.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
