Глава официального представительства Приднестровской Молдавской Республики в Южной Осетии, бывший замминистра иностранных дел Алан Плиев в среду отмечает свой 50-летний юбилей.
В интервью Sputnik он рассказал о том, как пришел в югоосетинскую дипломатию, как Южной Осетии в сложнейших условиях удавалось доводить свою позицию до мировой общественности и почему он решил поддержать народные протесты в 2011 году.
Диана Козаева, Sputnik
– Вы коренной цхинвалец, всю жизнь прожили здесь и цените это понятие. Таким же человеком был и ваш отец, которого знали почти все. Что для вас значит Цхинвал и это определение?
– Я помню наш город еще с советских времен, школу я окончил в 1989 году, до развала Советского Союза оставалось еще пару лет. Этот теплый, красивый, уютный и очень зеленый город с добродушными людьми я прекрасно помню. Его частичка, конечно, сохранилась. Город у нас и сейчас красивый, потихоньку развивается, но старое, конечно, помнится больше.
– Большую часть жизни вы находитесь на дипломатической службе. Что собой представляет югоосетинская дипломатия? Как она формирует внешнеполитическую повестку республики?
– Югоосетинская дипломатия является одной из самых сильных и креативных. Я говорю это не только от своего имени, это и мнение коллег, в том числе российских. Формировать ее приходилось в начале 90-х прошлого века, в тяжелейших условиях. Была война, к сожалению, с жертвами. В те сложные времена формировалась наша государственность, в том числе и дипломатия.
Хочу сказать, что ее успехи были очень весомые. Через МИД, где я проработал около 15 лет, прошло очень много хороших и достойных людей, которые, как вы сказали, формировали и внешнюю повестку, и ответ Южной Осетии на вызовы, которые были против нас.
Было очень трудное время. Я пришел в МИД в 1997 году при Юрии Гаглойти (видный осетинский ученый, общественный и политический деятель Южной Осетии – ред. ). Прекрасный человек и специалист. Возможностей у нас тогда было очень-очень мало. Это касается и поддержки со стороны наших друзей и коллег, и материальное положение у нас было очень невысокое, сказывалась война 1991-1992 годов, отток людей, прежде всего, интеллигенции. К сожалению, были и трагические случаи, когда представители нашей интеллигенции тоже брали в руки оружие и погибали в боевых действиях.
Вот в таких условиях мы формировали нашу дипломатию и внешнюю повестку дня.
– Вы сказали, что пришли в МИД 25 лет назад. Вы были совсем молодым человеком. Что вас привлекло и заинтересовало в дипломатии настолько, что вы посвятили этой работе много лет?
– В первую очередь, сам факт того, что Юрий Гаглойти возглавлял столь почетное ведомство. Тогда у нас было не так много возможностей доводить наше мнение до мирового сообщества, поэтому было востребовано развитие нашего внешнеполитического ведомства. У меня тогда состоялся небольшой разговор с Юрием Сергеевичем, он сам пригласил меня поработать с ним. И вот с тех пор я стал дипломатом, и не жалею об этом.
– Доводить нашу позицию до мирового сообщества и сейчас не самая легкая задача. Как это удавалось делать тогда, в 90-х, в еще более жестких условиях?
– Да, было очень трудное время, но мы прорывали информационную блокаду. У нас была большая – но в рамках дозволенного – поддержка со стороны России. Мы старались выезжать на разные международные встречи, форумы, площадки. Это удавалось очень редко, но там нам удавалось встречаться и доводить наше мнение.
Повторюсь, у нас была прекрасная интеллигенция, представители которой также устраивали различные акции, прежде всего, в России, в зарубежных странах. Таким образом нам удавалось противостоять очень лживой на тот момент информационной политике Грузии. Были контакты и с ОБСЕ, тогда СБСЕ.
– Вы, еще раз повторюсь, коренной цхинвалец, теперь возглавляете представительство ПМР в Южной Осетии. Для непосвященного уха это может звучать немного странно. Расскажите, как получилось так, что представительством ПМР руководит житель Цхинвала, и наоборот, наши интересы в этой республике представляет ее же гражданин?
– Это довольно распространенная мировая практика. Очень много стран поступают таким же образом. Представитель – это по сути посол. У меня, помимо югоосетинского гражданства, есть и гражданство Приднестровья. И я был назначен послом президентом ПМР Вадимом Красносельским. Были соблюдены все необходимые формальности с югоосетинской стороной, с МИД республики. Такие же процедуры прошли при назначении представителя Южной Осетии в ПМР Виталия Янковского, нашего доброго коллеги, с которым мы знакомы с конца 90-х годов. Мы оба работали в МИД, были начальниками отделов, примерно в одно время стали заместителями министров, и много лет работали во внешнеполитической сфере.
Так что в этом нет ничего удивительного. Плюс в том, что я в Южной Осетии, а мой коллега – в Приднестровье, долго работали в органах власти, знакомы со всеми ведомствами, с их руководителями.
– В чем заключается работа представителя ПМР в Южной Осетии?
– Посольская работа довольно специфичная, так же, как и работа МИД в целом. Иногда нюансы или какая-то отдельная работа внешне не очень заметны. Но она ведется постоянно и планомерно. Однако весь комплекс вопросов между Южной Осетией и Приднестровьем мы решаем и поддерживаем через соответствующие ведомства. У нас большая сфера деятельности.
– Тем не менее последнее время в Южной Осетии, в принципе, тема Приднестровья не звучит очень часто. В прошлые годы часто бывали взаимные визиты, культурные мероприятия. Такого давно уже нет. Почему так получилось и как можно активизировать контакты между республиками?
– Дружба и взаимодействие у нас укрепляются и расширяются как прежде. Единственная причина того, что Приднестровье не может выйти на широкую арену – это блокада со стороны Молдавии. В последние годы это давление серьезно усилилось, вплоть до того, что предприятия, которые десятилетиями работали и вывозили свою продукцию за пределы ПМР, подвергаются большим репрессиям. Их заставляют регистрироваться на территории Молдавии. Представьте, если бы до признания нам сказали регистрировать наши предприятия в Грузии, чтобы мы имели возможность работать? Эти проблемы у них с 2014 года, когда на Украине, к сожалению, победил такой ярый национализм. Давление на Приднестровье началось и со стороны Украины, когда для россиян закрыли автомобильное сообщение через Украину в ПМР.
Как-то мы вылетали в Тирасполь, и Украина не пропускала самолет через свое воздушное пространство. Нам пришлось пролететь через четыре страны, но молдавская сторона тоже не пропустила нашу делегацию. Несмотря на то, что у всей нашей делегации были российские загранпаспорта. Такое бывало и с абхазскими делегациями, представителями Нагорного Карабаха.
– То есть наши связи затруднены во многом из-за логистических проблем?
– Во многом да. Тем не менее Приднестровье изыскивает возможности общаться не только с нами, но и со всем миром, доводить свою позицию и суть происходящего вокруг страны.
– В этой ситуации Южная Осетия, у которой нет проблем с выходом на Россию, может помочь дружественной республике в освещении ситуации в ПМР и доведении ее позиции до мировой общественности?
– В информационном плане – да. Мы очень часто поддерживали друг друга в такой работе. Я помню, в период моей работы в МИД мы очень жестко реагировали на выпады Молдавии против Приднестровья, готовили специальные заявления МИД, в которых отражали реальную ситуацию и позицию ПМР. Так что такая взаимная братская и дружеская поддержка есть.
– Что, кроме дипломатии, вас привлекает в политике? Я помню, что вы были одним из активных участников протестов в 2011 году. Почему вы решили к ним присоединиться, учитывая, что до этого внутренней политикой почти не занимались, будучи первым заместителем главы внешнеполитического ведомства?
– Это произошло как-то спонтанно. Напомню, 2011 год: нарастало недовольство населения, в республику поступала большая материально-финансовая помощь, но на населении это отражалось минимально. Суммы озвучивались, какие-то мероприятия проводились, но население не ощущало на себе помощи со стороны наших друзей. Были и факты коррупции. Все это заставило людей выразить свой протест на центральной площади.
Были и попытки узурпировать Конституцию. Все это народ понимал, и все вылилось в массовые протесты. К счастью, обошлось мирно. Потом произошли большие изменения в нашей внутренней политике. И сейчас мы можем наблюдать последствия этих акций.
– То есть тогда вы посчитали, что недовольство народа – справедливое, и решили присоединиться к участникам протестных акций и таким образом тоже выразить свою позицию?
– Большая часть населения так считала, за исключением небольшой группы людей, которые извлекали личные выгоды из ситуации, которая складывалась в тот период. Зрело недовольство и в районах Южной Осетии. Скажем так, на 2022 год у нас неплохие успехи в плане социально-экономического развития, но в районах ситуация немного иная. Я знаю это не понаслышке (Алан Плиев несколько лет возглавлял администрацию Цхинвальского района Южной Осетии – ред.). Тогда было еще хуже. И все это привело к тому, что народ выплеснул свое недовольство таким образом.
– Вы сказали, что никогда не жалели о том, что выбрали дипломатию делом жизни. Понятно, что ни в политике, ни в дипломатии скучать не приходится. Но все-таки, не хотелось ли заняться чем-то другим?
– Может и возникало такое желание, но работа в МИД занимала много времени и сил. Помню период, предшествовавший агрессии Грузии в 2008 году, работу в рамках Смешанной контрольной комиссии. У нас довольно длительное время до 2008 года ситуация очень часто накалялась со стороны Грузии, была война 2004 года. Так что заняться чем-то другим особого времени не было.
А уже находясь на должности руководителя Цхинвальского района, я очень увлекся сельским хозяйством. Пытался возродить его в районе, были небольшие успехи, но впереди еще больше успехов и свершений.
– На протяжении нескольких лет газета "Республика" вносила вас в список самых завидных женихов. Как вы воспринимали такую славу или имидж?
– Я воспринимал это с юмором, как и мои друзья. К счастью, у меня сейчас хорошая семья, я воспитываю двух маленьких дочек, и благодарен за это богу. Может быть, этот список и поспособствовал.