Диана Козаева, Sputnik
В августе 2008 года Петр Гассиев, который сейчас является первым вице-спикером парламента Южной Осетии, был сотрудником российской телекомпании "НТВ". Им были сняты кадры, которые затем вошли в документальные фильмы о событиях Пятидневной войны. Он был одним из тех, кто помогал Южной Осетии донести до мира правду о грузинской агрессии и прорывал информационную блокаду.
В интервью Sputnik Петр Леонидович рассказал, как для него начиналась война 08.08.08, о чем он думал в момент, когда, казалось бы, никакой надежды больше нет, и как сейчас воспринимается все, что Южной Осетии пришлось пережить 14 лет назад.
"Спасибо, что отработал, но этот материал не пойдет"
– Я очень многого не помню, видимо последствия легкой контузии сказываются. Но, конечно, важнейшие моменты навсегда останутся со мной, они запечатлелись, наверное, на всю жизнь.
Вообще, эта война 2008 года началась достаточно странно. Для меня во всяком случае. В то время, как вы упомянули, я работал на телеканале "НТВ" в составе группы корреспондента Руслана Гусарова, который всегда сюда приезжал, когда были какие-то обострения или интересные темы. Так было и в этот раз.
Многие уже этого не помнят, но буквально за два дня до 8 августа 2008 года было очень резкое обострение в селе Нул, когда грузинская артиллерия обстреляла оттуда осетинские села. Туда выдвинулись подразделения ОМОН, Минобороны, КГБ, других структур и подавили эти огневые точки. Это, без сомнения, был новый виток обострения, там были пострадавшие, осетинским селам были нанесены значительные повреждения. Это был информационный повод, и я вызвал группу Руслана Гусарова. Они приехали, если я не ошибаюсь, пятого или шестого числа.
Мы поехали в сторону села Нул. Там мы попали под очень сильный обстрел, группа разделилась, а мне удалось пробраться буквально на передовые позиции к нашим бойцам. В основном там были ребята из ОМОН, заметил бойцов КГБ. Их было очень немного, правда, у них было свое противотанковое орудие, они им активно пользовались, потому что в селе Нул в тот момент – я это видел своими глазами – перемещалась грузинская военная техника. Там шла эта дуэль, наши успешно подавили огневые точки.
Но потом пошел просто шквальный обстрел, там стало настолько опасно находиться, что уже невозможно было пройти спокойно по тому маршруту, по которому мы добирались. Кое-как нам удалось выбраться, и с этим ценнейшим, буквально на вес золота видеоматериалом мы собрались в городе. И тут я замечаю, что мои коллеги как-то странно себя ведут. Предложили мне пока выпить сто грамм. И вдруг выясняется, что Москва не хочет брать эти кадры. Туда поступила информация, что это все скоро прекратится и не надо такими кадрами накалять обстановку. Я сидел совершенно опустошенный, меня успокаивали, что иногда так бывает. А это действительно был драгоценнейший материал, ни у кого кроме меня его не было. Хотя надо отдать должное, Антон Степаненко тоже работал тогда на этом направлении и, возможно, материалы у него тоже были. Но насколько я знаю, у него тоже их не взяли.
Так вот, они говорят, что здесь все будет тихо, "спасибо, что отработал, но этот материал не пойдет, а утром мы уезжаем". Мы поужинали, я приготовил им вино, должен был привезти, и утром съемочная группа собиралась уезжать в Махачкалу, где находился северокавказский центр НТВ. Это касалось и других информагентств – и Первый канал собирался уезжать, и Вести. То есть тема для них была отработана.
Военная дисциплина и тревожные чемоданчики
Это я все веду к тому, что впоследствии и западные, и грузинские СМИ раскручивали эту ситуацию так, что Москва заранее знала, что будет август 2008 года и поэтому всех журналистов нагнали туда. Ничего подобного. Группы утром восьмого собирались разъезжаться. И вот, собственно, вечером началось то, что началось – ураганный огонь по Цхинвалу. Никто так и не уехал.
Здесь работало очень много журналистов, я не всех вспомню и никого не хочу обидеть, но все они рисковали жизнями. Кто-то был ранен, как, например, в случае с генералом Хрулевым, которого сопровождал Александр Сладков.
Вадим Фефилов великолепно отработал, просто бесстрашно. Я уже не говорю про Руслана Гусарова, это вообще немножко отдельная тема. Потому что у него этот северокавказский центр "НТВ" был слегка военизированной организацией. Не в плане того, что они ходили с оружием, но там все было очень четко. Там была военная дисциплина, у них были тревожные чемоданчики. Если кто-то не знает, что это такое – это совершенно не чемоданчик, это огромный сундук, который набит всем тем, что может понадобится группе для экстренного выезда на событие, и чтобы неделю продержаться за счет того, что в этом чемоданчике есть.
Женя Поддубный работал не щадя живота. Он в особой рекламе не нуждается, потому что и сейчас постоянно на острие новостей, бывает в самых тяжелых и опасных регионах. Асхат Кокаев был с Russia Today. Они все очень достойно себя показали. Мало того, они помогали эвакуировать детей с расположения миротворцев, где они прятались в "бомбоубежище". На самом деле, это было овощехранилище, которое ни от чего не защищало.
Журналисты в расположении ССПМ в августе 2008-го
© фото из архива МЧС РСО-А
Журналисты взяли в руки оружие
Я бы сказал, что произошел беспрецедентный случай, о котором я уже говорил и всегда буду говорить. Такого не случалось, наверное, со времен Великой Отечественной войны. В тот момент, когда грузинские танки уже заняли привокзальную площадь и продвигались в сторону базы миротворцев, Руслан Гусаров и Вадим Гончаров взяли в руки оружие.
Почему? До этого был радиоперехват, где грузинским бандформированиям предписывалось, в первую очередь, уничтожать российских журналистов. Было крайне необходимо, чтобы то, что здесь на самом деле происходит, не вышло наружу. И вы прекрасно помните эти страшнейшие информационные атаки со всего мира: "Россия – агрессор, напала на маленькую Грузию" и так далее. Если бы не эти ребята, которые здесь отработали, эта информационная блокада была бы полной. Они ее прорвали и выполнили важнейшую на тот момент задачу. И в России, и в Южной Осетии это оценили – они были представлены к различным наградам. В России им награды вручал лично президент Дмитрий Медведев. Их подвиг не был не замечен.
Экс-президент России Дмитрий Медведев и Петр Гассиев на церемонии награждения Орденом Мужества
© Из личного архива Петра Гассиева
Что еще очень важно – это был первый момент, когда Россия сказала "хватит!". Она впервые сказала: мы не допустим, мы вмешаемся. И вмешались. Никто этого не ожидал. Ни Саакашвили, ни Америка.
И журналисты, которые дозванивались до "городов", поднимали коллег буквально с постели, потому что они ничего не знали. А вот те так называемые журналисты, которые входили в город с грузинскими войсками, действительно были готовы и знали, что произойдет.
Неготовности Москвы к этому тоже надо отдать должное. Я думаю, там много фактором, в том числе и мощное грузинское лобби, которое там было и, к сожалению, сейчас тоже есть. Второе – это прямое заявление президента Мишико Саакашвили, который сказал, что отводит войска и никаких военных действий не будет. Наверное, это был первый случай в современной истории, когда какой-никакой, но президент, заявляет одно, и тут же делает совершенно противоположное. Это было абсолютной ложью, он не собирался ничего такого делать, но народ расслабился.
Братская работа
– Что было с теми съемками, которые вы сделали до начала войны и которые так и не были использованы в этот период?
– Практически все видеоматериалы, которые у меня были, за редким исключением, передал ГТРК "Ир". Они время от времени ими пользуются на свое усмотрение, я авторского права никакого не предъявляю, разумеется.
Очень интересный факт еще был в эти дни, тоже, наверное, впервые за всю историю. Даже российские журналисты, неважно, какие, даже если они из одного города, во время войны являются конкурентами. Потому что все хотят эксклюзива. Но в дни этой Пятидневной войны все журналисты всеми своими эксклюзивными кадрами делились со всеми каналами. Я после такого не видел и до не слышал о таком. Такая была братская работа.
По итогам всего этого многие журналисты сделали великолепные документальные фильмы. Они очень высокого качества, они достоверные. И я бы рекомендовал в преддверии этой трагической даты по местным каналам это показать, потому что по российским каналам это будет показано однозначно. Мне кажется, мы не всегда хорошо освещаем эти события, нам кажется, что мы уже все знаем. Наверное, это потому, что мы сами во всем этом участвовали. Это как люди, которые живут у моря, но никогда в нем не купаются.
Кстати, через полтора года после этого был кинофестиваль, где фильм НТВ занял первое место.
"Мы просто закапывали эти кассеты в землю"
– Петр Леонидович, что вы чувствовали все эти дни, о чем думали? Делились ли ваши коллеги какими-то своими переживаниями?
– Наверное, в такой момент кто-то может сказать, что не боится. Это будет неправда. Может, есть люди, у которых отсутствует определенный участок в мозге, что позволяет им не бояться. Боялись все. Но все знали, что выхода нет, бежать не будем. Значит, что надо сделать? Выполнять свою основную задачу. Поэтому мы снимали, как можно больше всего, что видели.
Когда танки уже подходили, были буквально у забора миротворцев, мы просто закапывали эти кассеты в землю в надежде, что кто-то когда-то их откопает и получит информацию.
Вы спрашивали про самый запоминающийся момент. Это был момент, когда я осознал, что это катастрофа. За тридцать лет того, что с нами происходило, мы немножко привыкли к этому. Было два момента, первый из которых на меня особого впечатления не произвел. Это когда брали интервью у Марата Кулахметова, который тогда руководил миротворческими силами. Ему задали вопрос – это что, это война? Он замолчал, и я знаю, что буквально все журналисты ждали, что он скажет что-то в духе: "посмотрим, мы решаем, это просто обострение". А он помолчал и сказал: да, это война.
Миротворцы в августе 2008 года в Цхинвале
© архив ГУ МЧС по Северной Осетии
А то, что на меня произвело на самом деле гнетущее впечатление, это когда под сильнейшим обстрелом российские военнослужащие уничтожали и сжигали твердые носители, информации с компьютеров. Тогда я понял, что это катастрофа. Я подумал, что вот с нами происходит то, что мы до этого видели только в фильмах. Это происходит здесь и с нами.
"Успели десять раз умереть и воскреснуть"
– То есть, это был момент, когда никакой надежды не осталось?
– Никакой абсолютно. В тот момент мы могли только надеяться.
Я не знаю, сохранились эти кадры или нет, но в тот момент Руслан Гусаров связывался с российскими коллегами. Связываться по телефону тоже особо было нельзя, потому что сигналы очень быстро отслеживались. Там даже чуть не погибли из-за одного турецкого журналиста, его просили не звонить, он все равно позвонил, тут же прилетела ракета и чуть не поубивало там всех.
В один момент Гусарову удалось связаться с кем-то из российского командования, он с ними поговорил и как раз над городом появились самолеты. Он в твердой уверенности, что это российские самолеты, решил сделать там же прямое включение. Я встал с камерой, он с микрофоном и начал фразу: "до этого небо над городом контролировала грузинская авиация, а сейчас мы видим, что российские самолеты пришли на помощь и теперь они контролируют воздушное…" И в этот момент рядом упала бомба. Я полетел в одну сторону, он – в другую.
Ситуация начала кардинально меняться только ночью. К тому времени мы уже успели десять раз умереть и воскреснуть.
– В эти дни на улицах Цхинвала разворачивалось множество человеческих трагедий. Довелось ли вам, как журналисту, оператору, стать свидетелем подобного случая?
– Человек, наверное, ко всему привыкает. Но это были ужасные моменты, когда ты ходишь по знакомым улицам, подходишь к домам, где жили знакомые тебе люди, и не узнаешь ничего и никого. Могу ошибаться, но, кажется, это было на улице Остаева, когда мы зашли в дом, где лежит убитая старушка, убитый старик, а рядом с ними убитые собака и кошка. Я бы с большим удовольствием вырезал эти ужасные кадры из головы. Но, наверное, это невозможно.
Были и "счастливые" люди. У меня мама была дома одна, и я никак не мог до нее добраться. Когда мы пытались пробраться, то попадали под обстрел. Когда 10 августа мне удалось ее навестить, я убедился, что все в порядке, мне там рассказали очень интересную историю. В районе "Жилмассива", в одном из частных домов, один персонаж 7 августа начал пить у себя в подвале. Он не узнал ничего. Ни про какую войну, ни про каких грузин. Он очень удивился, когда у него кончилось "топливо" и 10-го числа вышел в город купить бутылку водки, и ходил с обалдевшими глазами. Он спрашивал у людей, почему в городе все разбито, а магазины открыты, и никто ничего не продает.
Цхинвал. Пионерский парк. Война 08.08.08.
© Sputnik / Ревмира Алборова
Нас потихонечку добивали
– Война на всех действует по-разному. Но ни для кого она бесследно не проходит. Как вы справлялись с тем, что довелось увидеть и пережить в эти дни?
– Знаете, что нам всем, наверное, помогло. Нам помогло ощущение того, что мы поняли, что, наконец, все закончилось, и нас больше не будут бомбить. На фоне этих пяти дней мы очень многое забываем: как в предыдущие годы в любую минуту прилетали мины, как устраивали теракты, похищали людей, обстреливали снайперы. Я уже не говорю про эту трижды проклятую дорогу, где очень много осетин нашли свою гибель. Нас же потихонечку добивали.
Наверное, не совсем правильно это говорить и очень многие меня не поймут, но нам повезло, что такой безумец, как Саакашвили пришел к власти, и все разрешилось именно так. Потому что, я думаю, еще лет пять-десять и уже спасать было бы некого. Потому что не могут люди жить постоянно в страхе.
Поэтому я не знаю, в каком контексте это можно сказать, но появление этого безумца положило конец нашим страданиям.
– По прошествии 14 лет пришло ли новое осмысление этих событий или, может быть, к ним добавились новые штрихи?
– Есть такое китайское проклятие: "Чтобы ты жил в эпоху перемен!" Нам скучать-то не дают. У нас одно заканчивается, начинается второе. Сейчас вот каждую секунду мы на пороге глобальной войны. Я думаю, мы все это осмыслим чуть-чуть попозже. История всегда все расставляет по своим местам.