Ян Габараев
Житель села Прис Владимир Бесаев двигает треногу и пытается поймать в перекрестие прицела невидимую точку на той стороне границы. Придерживая объектив, Владимир замирает, щурится, и через мгновение расплывается в улыбке.
"Вот же, все видно!", - говорит он, и жестом приглашает рассмотреть находку.
В мутном "зрачке" старого нивелира утопает кверху дном церковь на территории Грузии.
Владимир носит звучный, тройной профессиональный титул. Топограф-геодезист-маркшейдер. В разговоре представляется как "маркшейдер Бесаев".
"В строительстве самая главная роль у геодезиста", - доказывает он, ловко орудуя непонятным, но почему-то интересным жаргоном.
Приземленную, сухую науку геодезии, которая для постороннего в лучшем случае покажется удручающе скучной, Владимир обращает в нечто близкое и увлекательное.
В нем говорят тридцать лет работы, отданные профессии - мастер спешит поделиться памятью о былых достижениях и воодушевлением минувших лет.
Выпускник Московского университета геодезии после учебы командировался в Баку на секретные работы. За это он получил двухкомнатную квартиру и прожил в Азербайджане с женой и детьми вплоть до вооруженного конфликта в Нагорном Карабахе.
"То, что я знаю как “47-1”, вы знаете, как 4-ю военную базу. Мой проект", - громко делится секретом Владимир и вынимает из шкафа толстый рулон плотной, полупрозрачной бумаги. На ней подробный чертеж военной базы, помеченный малопонятными символами.
Многометровую карту Рукского тоннеля Владимир разворачивал несколько минут, но, устав, остановился на полпути.
"Самое важное в этой работе – это топографическое черчение и способности к точным наукам. По литературе и русскому я был слаб, но за свои чертежи получал пятерки с двумя плюсами", - рассказывает он.
В его карьере есть поводы для гордости: Владимир работал в Иране, исследовал шельф Каспийского моря, проектировал здание посольства России в Цхинвале, построил вертолетную площадку в селении Кусрет, строил Зарскую дорогу.
Рукский тоннель стоит особняком в личном списке.
"Это мой главный проект. И один из самых сложных. Представь – в одном метре тоннеля 4 миллиметра подъема. Заметить это невозможно. А вот в ста метрах подъем уже 40 сантиметров. Поэтому в нашем деле жизненно важно строго "держаться" проекта", - говорит Владимир.
Он долго рассказывал о трудностях, с которыми столкнулся во время работы в Рукском тоннеле, о технических особенностях проекта, о том, как передавал знания тем, кто остался работать после него.
Но уже в конце встречи, когда мы вышли на балкон, он говорил о современной топографии, которая, по его словам, давно "переехала в космос". А затем Владимир признался, что мысль о том, что он первый профессиональный топограф - совсем не радостная.
"У нас нет специалистов, которые могли бы продолжить мою работу. Я мог бы стать учителем, но, во-первых, молодежь у нас сложная, а мне 73 года. И глазами я стал слаб", - добавил он.
Перед прощанием он сделал еще одно признание.
"Мне деньги за свою работу никогда не были нужны. Все, чего я хочу – это, чтобы мне хватало на черный хлеб. Но видеть, как награды получают люди, которые к нашей работе не имели отношения, мне все еще бывает непривычно", - заметил он.
