Если вы одна из двух сверхдержав мира и получаете от другой такой державы ясный и конкретный вызов, по сути — угрозу своему существованию, как вы будете реагировать? Китай сделал это неожиданным и очень китайским способом, пишет колумнист РИА Новости Дмитрий Косырев. Примерно так: кто из нас сильнее, это вопрос, но мы умнее и поэтому победим.
Речь о том, что было на недавнем саммите НАТО в Вашингтоне. И о завершившемся в четверг "третьем пленуме" ЦК КПК, который заранее был объявлен практически всеми мировыми СМИ судьбоносным событием для всего мира, не только для Китая.
Западники, напомним, впервые поставили Пекин впереди Москвы, заявив в итоговой декларации, что азиатская держава "бросает вызов интересам, безопасности и ценностям НАТО", и наметив несколько мер для снятия этой "угрозы". Понятно, что китайские дипломаты нашли слова ответа. Но мировое экспертное сообщество ждало иного ответа, то есть итогов того самого пленума — третьего после партийного съезда, и по традиции посвящаемого экономике. Дело в том, что слова — это слова, а вот конкретные шаги — это серьезнее.
Кто-то, возможно, ждал перевода экономики Китая на военные рельсы, с национализацией всего мыслимого и концентрацией усилий на отражении военной угрозы и так далее. Но по большей части ожидания были иными: что там с финансами, инвестициями и прочим? Дело в том, что до того месяцами шла информационная война — вокруг идеи "Китай тормозит и гибнет". Гибнет и из-за безумных трехлетних карантинов по поводу вируса, и из-за того, что именно в этот период обострилась экономическая война США против глобального конкурента, с тотальным ограничением любого высокотехнологичного экспорта Китая в страны Запада.
Здесь надо сказать, что и саммит НАТО, и пекинский пленум — это только свежие эпизоды борьбы за мировое лидерство, а началась эта борьба еще в 2018 году, с первых ограничений администрации Дональда Трампа против систем связи конкурента. И с тех пор мир следит за каждой частностью этой разгорающейся битвы. Что понятно: от нее зависит существование практически всех стран. Неважно, кто здесь первая экономика и кто вторая (ответ зависит от системы подсчета), важно, что каждая из них составляет примерно 18% от мирового ВВП. И поэтому даже, вроде бы, чисто внутренние меры по экономике, в КНР или США, затрагивают буквально всех. Это важно.
И еще важнее то, что сегодня каждая из противостоящих сторон выдвигает свою, уже четко сложившуюся идеологию того, как должен строиться завтрашний мир. Более того, каждая сторона активно действует для того, чтобы именно ее идеология, ее видение будущего победили.
Насколько серьезны намерения и ставки: серьезнее некуда. Нападающая сторона — США — считает, что речь не о том, кто здесь первый или второй, а о системном кризисе всего американского проекта. И это правда, и правда эта касается не только развала и деградации политической системы, противостояния двух половинок общества и всего прочего. Дело в том, что упомянутые 18% мирового ВВП — они у двух держав разные по доброкачественности. Один из свежих примеров: недавно мы узнали, что Россия вошла в первую десятку стран, сводящих с профицитом внешнеторговый баланс. Лидер в этой десятке — то есть в мире — это первая по объему внешней торговли держава, Китай. А США тут не вторые и не третьи, они тоже первые, но совсем в другом списке — стран, торгующих с дефицитом. Ну и не забудем, кто первый в мире производитель (товаров, не услуг) и многое другое.
Ответ на вопрос "что Америке делать" дает сегодня, к примеру, Джей Ди Вэнс, кандидат в вице-президенты при Трампе. Его рецепт стратегии — избавить США от украинского кризиса и от европейских дел, сосредоточиться на том, чтобы давить Китай, в том числе военным путем (с помощью Тайваня), иначе Америке не удастся вернуть себе производства и технологическое преимущество. Правда, Вэнс всего лишь попугайным образом повторяет до него говорившееся годами всей республиканской половиной страны, демократы же по словам и делам — разбавленная версия той же доктрины. Простая такая доктрина: чтобы спасти США, надо задавить Китай. Экономически, политически, как угодно. Развернуть для этой борьбы всех, входящих в западный альянс, и принуждать к ней даже туда не входящих. Это задача на десятилетия, требующая полной мобилизации всех сил нации, и не одной ее.
А вот теперь насчет китайского ответа на этот вызов. Здесь все тонко и требует, как всегда, расшифровки. Заметим, что закрытый для публики "третий пленум" вообще не делал эффектных заявлений, он в итоговом документе лишь подтвердил продолжение начатого месяцы назад курса. Но еще до пленума китайское экспертное сообщество постаралось объяснить, в чем важность события.
Первое: никаких мобилизаций и национализаций, никакой военной экономики по принципу закрытого лагеря, не будет никакого "назад, к Мао Цзэдуну". Подтверждается курс на поддержку частного бизнеса и оживление частной инициативы. Далее, из чисто внутренних дел, изменится фискальная система, чтобы не давать провинциальным правительствам заигрываться и залезать в долги. Но третье и главное — китайское руководство подтверждает, что видит идеальный для себя мир ровно противоположным образом, чем США. И будет его выстраивать. А вот это уже не их внутренние дела, а наши тоже.
Американская версия мировой экономики, а с ней и политики, подразумевает тот самый осажденный лагерь для США и союзников. В этом лагере решения принимаются не исходя из их прибыльности, а с целью не пустить на свои рынки Китай (понятно, что и Россию, и многих прочих). То есть этот лагерь должен выиграть конкуренцию с прочими, исходя из политической и идейной целесообразности.
А Китай, как и Россия, говорит об открытости мира. И тут есть идеологическое новшество, которому уже несколько месяцев, но именно "третий пленум" взял его на вооружение уже всерьез. Мысль эта звучит так: Китай совершил исторический прыжок от "мирного сосуществования" к миру "общей судьбы". Добавим: мы все на этой планете тоже такой прыжок совершили, по крайней мере так видит ситуацию китайское руководство.
Неважно, кто первым придумал принцип мирного сосуществования — нарком по иностранным делам Георгий Чичерин в 1922 году или Мао Цзэдун, ведя переговоры с Индией в 1954-м. Важно то, что это в прошлой эпохе можно было говорить о двух или даже больше экономических системах, которые могли более-менее жить своей жизнью за глухим забором, закрываться или открываться друг другу, вести идеологические дискуссии, соревноваться в технологиях и в чем угодно... А сейчас не та экономика, она может нормально работать только при максимальной открытости рынков. Потому что даже рынок в полтора миллиарда человек (Индия, Китай) уже не годится для множества новых товаров и услуг, он должен быть объемнее.
Мир общей судьбы — это мир, торгующий открыто по единым для всех правилам и без санкций, при этом многополярный, то есть уважающий разность цивилизаций и политических систем, где никто не угрожает друг другу. Вообще-то это наш мир, и китайская концепция "общей судьбы" местами дословно похожа на российские документы по внешней политике. Что и неудивительно.
А удивительным будет последующий ход событий, когда западный блок и прочий мир будут создавать каждый свою общую или частную судьбу. И займет это соревнование не один год.