Людмила Томеева: "Я – идеальный человек"

– Людмила, человек, который попадет к вам в офис, сразу поймет, что вы любите искусство. Как создавалась фирма "Ариант", какую роль в этом играла любовь к живописи? Это все проходило параллельно, или страсть к коллекционированию картин возникла позже?

– Это было параллельно. У любого человека есть увлечение, то, что он любит, помимо семьи и работы. Я не знаю, откуда это во мне, но я очень люблю живопись. И последние пятнадцать лет пределом моей материальный мечты было приобретение искусства. И сейчас у меня поднимается давление, когда я представляю в своем саду скульптуру одного нашего выдающегося скульптора – но пока это просто мечта. А идея открыть галерею возникла случайно – мы открывали типографию, там были такие красивые стены, которые было грех не украсить картинами (из личной коллекции – ред.). Мы развесили картины, а люди приходили и спрашивали, сколько они стоят. Сотрудницы типографии говорили, что они не продаются и было похоже, что мы по-осетински "выпендриваемся". И тогда мы решили: "ну ладно, продаем". Так мы стали галереей. Как говорит Магрез Келехсаев: "кто-то даже родину продает". А мы не можем картину продать, даже любимую? (улыбается – ред.).

– Получается, что вы любите импровизацию и многое в жизни возникает спонтанно?

– Да, наверно. Но, на самом деле, я анализирую все процессы: идеи, людей, с которыми они приходят. А когда ты постоянно анализируешь, то находишь новые пути и потом уже стоишь перед выбором: идти по этому пути, или нет. Это и импровизация, и постоянный анализ. На все решения и новые проекты меня всегда кто-то или что-то подталкивает. И я знаю, что рискую и насколько рискую, тоже знаю. И тогда уже иду до конца.

– Даже если знаете, что эта идея может привести к минусам в плане финансов?

– Лично мне – да, это подходит. Но своим клиентам я так делать не разрешаю. К 37 годам я поняла, что мне нужно поступать именно так. В большинстве своем, людям так делать нельзя, они очень часто ошибаются. Мне можно, как оказалось. Надо заказать натальную карту, давно хочу (улыбается – ред.).

– А что значит название "Ариант"? Кажется, тут имеется глубокая символика, раз есть корень "арий".

– Тоже импульсивное решение. Когда я переехала в Осетию из Тольятти – я там работала финансистом, то искренне стала искать работу. Сходила в "Баварию", еще на одно крупное предприятие, и очень быстро поняла, что пока там нет нужды в финансистах. А идти работать штатным бухгалтером, мне было неинтересно и скучно. Но параллельно я увидела, что у мелких и средних предпринимателей в республике есть потребность в бухгалтерской помощи. И когда я сделала для своего друга декларацию по упрощенной системе налогообложения, то первый раз столкнулась с тем, что есть "ИП-шники", которые платят мало налогов, но заполняют столько бумаг, что государству нужно больше времени и ресурсов, чтобы все это анализировать, чем этот человек заплатит налогов. Что-то случилось тогда в моей голове, я не могла понять, почему все это так странно устроено. Стала думать, анализировать и поняла, что, скорей всего, этот хаос когда-нибудь закончится, начнет как-то регулироваться, все будет идти к тому, что станет упрощаться. Но, одновременно с этим, документы должны быть грамотно оформлены. И тогда уже предприниматели не справятся своими силами и рано, или поздно, им придется помогать. Буквально за неделю я решила, что буду двигаться самостоятельно в этом направлении, возьму себе помощников, потому что, опять-таки, я не бухгалтер – меня очень утомляет работа, когда человек – знак, и ты видишь только компьютер и циферки. Мне важно общаться с людьми. Так появилась фирма "Ариант". Это был 2017 год. А что касается названия, то я стала смотреть, как называются другие бухгалтерские фирмы – в основном это были "Главбух", "Консультант" и так далее. Как вы понимаете это не наш путь, у нас должно быть что-то интересное. Я почему-то стала вспоминать скифские легенды и тут пришла на ум история про скифского царя Арианта, которому захотелось посчитать своих многочисленных воинов. И он нашел способ их посчитать: сказал, чтобы каждый воин принес ему по наконечнику стрелы. Этих наконечников было такое количество, что после того, как их посчитали, царю сделали из них котел. Вот так и появилось название "Ариант" – энергетически сильное.

– В общем, шансов не стать успешными у вас не было.

– Все случилось само собой. В самом начале нас было четыре человека, и мы снимали маленький кабинет. Трое из них до сих пор со мной работают.

– А картина с царем Ариантом у вас где-нибудь висит?

– Если посмотреть в интернете изображения царя Арианта, то он такой страшный, что я не хочу такую картину. Я по-другому себе его представляю.

– Вы упоминали, что жили и работали в Тольятти. Как вы там оказалась?

– Все прозаично: моего будущего мужа пригласили в Тольятти работать в налоговую. Он уехал, год мы общались на расстоянии. А потом поженились, сыграв обычную осетинскую свадьбу на 1200 человек (улыбается – ред.) и уехали вместе с вещами на съемную квартиру.

– Как вас встретил Тольятти?

– Прекрасно. Прекрасные люди, прекрасное все, очень скучаю. Но все-таки, очень сложно жить много лет в другом городе и приезжая домой раз в полгода, видеть, как стареют родители. Я не могла и не хотела обрезать эту пуповину. И когда сыну пришло время идти в первый класс, мы поняли, что школа еще сильней привязывает нас к этому городу, и чтобы совсем не зарасти туда корнями, мы собрали вещи и переехали. У нас там осталось много друзей, мы по-прежнему общаемся, они приезжают к нам сюда, мы иногда тоже ездим.

А на "Автоваз" в Тольятти я попала случайно – наша землячка Валентина, которая живет там еще с советских времен, услышала, что на завод нужен финансист, вспомнила обо мне, что я делаю бизнес-планы. А я делала дома по ночам бизнес-планы, сидя за гладильной доской с ноутбуком, и зарабатывала в три раза больше, чем мне потом платили на "Автовазе". Работать там было безумно интересно – все, что там не убило, сделало меня сильнее, там было все: и слезы, и скандалы, и – ошибки. Но я рада, что у меня есть такой опыт.

– Закалили, в общем.

– Да, могу сказать, что все мастер-классы в моей жизни были короткие, бесплатные и на 90 процентов прошли в стенах "Автоваза". Фразы с этих мастер-классов до сих пор звучат в моей голове голосами тех, кто их говорил. И всплывают в самые нужные моменты моей жизни по сей день.

– Поделитесь с нами хотя бы одной фразой.

– Когда я занималась планированием и увлекалась цифрами, то самый главный шеф мне говорил: "Людмила Львовна, ты опять забыла. Это люди. Это не просто цифры, это люди". И на самом деле, помнить об этом очень важно в экономике. Финансисты очень часто при планировании забывают, что за всеми цифрами стоят люди.

– Насколько в том, как строится работа на "Автовазе", сильно советское наследие?

– На заводе советское наследие действительно сильно, хотя я про советское время знаю только из книжек и фильмов. Но у меня был такой случай, когда я по работе общалась с коллегами из Москвы и один взрослый дядя, когда узнал, что я работала на "Автовазе", сказал: "А я еще думал, откуда в тебе этот "совок"?

– Думаю, что в данном случае это был комплимент.

– Да, но сколько лет руководители на заводе пытаются внедрять новшества, люди-то остались...

– Вы рассказали о том, как писали бизнес-планы по ночам на гладильной доске. Не могу не спросить, как совмещать такую серьезную работу с семьей и материнством?

– У меня все просто – это же профессия, на которую я училась. Я целенаправленно поступила на экономический факультет и всегда знала, что буду этим заниматься. В принципе, любую профессию женщине сложно совмещать с материнством и с кучей женских обязанностей. Но мысли остаться дома, воспитывать детей и совсем не работать, у меня не было с детства, потому что и моя мама всегда работала. На самом деле, все тяжело совмещать. Но опять же, это про способность отпустить, делегировать – пусть растут. Гиперопека, конечно, не грозит моим детям. Когда они были маленькие, то я думала – пусть я мало провожу с ними время, но зато это бывает полноценное общение. Успокаивала себя тем, ну вот, допустим, я дома, целый день готовлю, убираю, а они мультики смотрят. Что лучше – так, или немного времени, но по-настоящему? Каждая женщина выбирает для себя оптимальный вариант. Мне кажется, что это прекрасно. Я бы не хотела, чтобы моя мама не работала.

– Супруг поддержал?

– У него мама тоже всегда работала и в его системе координат нет такого, что жене непременно нужно быть всегда дома. Супруг очень неприхотливый в быту. Ну как неприхотливый: просто хочет, чтобы всегда было чисто. Но кто убрал, ему неважно (смеется – ред). А что касается еды, то я могу приготовить и все этому рады, а могу заказать еду домой, и откуда она появляется, тоже никому не интересно.

– Как вы думаете, у нас в Осетии есть проблема с правами женщин в том смысле, что еще много женщин не могут себя профессионально реализовывать, еще много домохозяек, которые занимаются только семьей и очагом?

– Я не совсем понимаю, что такое феминизм в том значении, которое в него сегодня вкладывают. Я когда-то читала про то, как зарождалось это движение и у меня есть пара знакомых девочек-феминисток, которые совсем по-другому об этом рассказывают. В целом, я считаю, что у женщины всегда есть выбор – мы же выбираем, выходить замуж или нет, рожать детей или нет, работать или нет. Сейчас не такие времена, когда мужчина не разрешает женщине реализоваться, или работать. Да и никогда таких времен не было в Осетии. Выбор есть всегда. Надо просто оставить в покое мужа и детей и понять, что ты хочешь.

– А есть "обратная" проблема, когда говорят, что женщины стали настолько сильными, что вытесняют уже мужчин с их привычных ролей?

– Не знаю, может мужчины и стали слабее, а женщины – сильнее. Но что-то происходит точно, и мы не знаем, куда это приведет. Но если женщине хочется проявить себя на какой-то такой службе, которая всегда считалась мужской, то почему бы и нет? Почему, например, у нас главой республики не может стать женщина? Все упрощается и все меняется.

– Вы рассказывали о том, что мечтали поступить на "экфак" и стать финансистом. Известно, что в Осетии очень многие поступали на "экфак" (и на "юрфак"), но бессознательно, думая, что это залог будущей высокооплачиваемой работы, или просто, потому что это было модно. У вас, судя по всему, совсем другая история. Как возникло эта мечта?

– Точно другая. Родители по-другому планировали мое будущее. Мой папа с молодости работал в швейной промышленности. Его очень многие знают в республике: он человек советской закалки, много работал, открывал цеха. И очень хотел, чтобы и я пошла по этому пути. Так я поступила в Институт моды и два года ходила там в двоечниках, потому что не любила это все. Я обещала папе, что закончу Институт моды, открою цех, сделаю для него все, что угодно, но мне нужно еще экономическое образование. На этом мы разошлись.

– Что можете сказать о том периоде, кто запомнился из преподавателей?

– Ничего не могу сказать, потому что, когда я работала на "Автовазе", то главбух в меня кидала книжками за мои тупые вопросы и кричала: "чему вас там учат?". И я вспоминала своего педагога на "экфаке", которая нам говорила: "Финансистам бухучет не нужен". На "Автовазе" я поняла, что ты не можешь даже близко работать с финансами, если не знаешь бухучет от А до Я. Поэтому я ничего не могу сказать про наш "экфак". На третьем курсе я уже работала на "Баварии". Всем знакомым, кто учится на "экфаке", я говорю, что после третьего курса там делать нечего, нужно идти работать – понимать, как устроена реальная экономика. Работа на "Баварии" для меня была классным опытом – тогда это была маленькая "Бавария" с большими амбициями.

– Что можете сказать об экономике республики сегодня?

– Такие важные, в том числе и в социальном плане, игроки как "Бавария", и делают экономику. И чем больше у нас будет таких компаний, тем лучше, тем сильнее мы становимся. Но пока что проблема в том, что наша власть и эти игроки не общаются. В этом наша слабость.

– То есть, для некоего экономического рывка в республике, нужно это содружество бизнеса и власти?

– Ну, а как еще. Мы видим, что к главе ходят бизнесмены, которые не платят налоги. Мы видим, что другие бизнесмены предлагают создать пятнадцать рабочих мест, которые не принесут республике ничего, но при этом просят огромные инвестиции. Зачем? Все, что нас радует в республике, сделано руками частных лиц. Самое главное – деньги. Чем человек себя спокойнее чувствует, тем лучше экономическая ситуация. Если ты водишь ребенка в нормальный детский сад, или в школу, подходишь к остановке, которая нормально выглядит, то ты спокойнее и счастливее себя чувствуешь. Но для всего этого нужны же деньги. Но, почему-то, об этом не принято говорить. Руководители республик любят говорить о патриотизме, предках, каких-то других важных вещах – слишком важных. А для этого всего нужны деньги. Нужно выходить и говорить с людьми, которые эти деньги зарабатывают. А потом, когда наладится с ними контакт, то говорить уже о наследии, которое нужно сохранить.

Вообще, интересно, что даже небольшого количества информации, которая через тебя проходит, достаточно для того, чтобы анализировать происходящее в республике на фоне этих колоссальных реформ, которые идут по всей стране. Интересно наблюдать за тем, как развиваются люди у нас в республике. И я понимаю, что мы нечто большее, чем просто контора, в которой сидит пятнадцать человек и сдает отчеты в налоговую. Я поняла, что могу помогать людям и в другом: познакомить друг с другом, подсказать что-то. Этот социальный капитал постепенно стал нарастать, и я стала думать, а почему бы это не использовать и не придумать еще один бизнес? Так пришла идея типографии. У нас в городе есть хорошие, уважаемые типографии, но их база и подход уже немного устарели. И тогда мы решили рискнуть. Мы купили типографский принтер еще в 2020 году до того, как все подорожало, и вся эта история с "Ариант-принт" появилась потому, что мы понимали, если бы у нас была своя типография, то наши клиенты печатались бы у нас, потому что мы хорошие и честные ребята (улыбается – ред.). Так и вышло. Вот это и был момент, когда мы стали больше, чем просто бухгалтерская фирма. Я тогда четко понимала, что чем бы мы не занялись, люди нам доверяют, мы заслужили это доверие. Поэтому мне бывает немножко обидно, когда хвалят галерею и типографию и забывают о том, что все это сделано с помощью сотрудниц фирмы "Ариант". Мы сами все это придумали и разработали бизнес-план.

– А почему обидно? Все знают, что галерея создана руководителем фирмы "Ариант".

– Мне обидно, что акцент делается не на бухгалтерии, а ведь это наш основной локомотив, который заводит другие процессы. Вот мы скоро будем открывать "Ариант школу", а это тоже очень сложный процесс: получить лицензию, написать курс, подобрать педагогов.

– А в чем, все-таки, ваша уникальность как бухгалтера? Бухгалтеров вокруг много, но не все могут похвастаться такими достижениями.

– Секрет в том, что я не бухгалтер. Изначально все процессы были сформированы так, что мне не надо было работать самой с бухгалтерией – так меня в Тольятти научили, я только контролировала работу других. И тогда ты тратишь один ресурс и неважно, у тебя двадцать клиентов, или двести.

– Ведя отчетность многочисленных клиентов, вы знаете о том, кто основные игроки на рынке. Какие есть интересные направления?

– Сложно сказать. Например, сейчас модно говорить о туризме. Хотя я пока не вижу в цифрах этот туризм, он пока еще не такой активный, чтобы все так ринулись строить гостиницы. У нас нет даже простых производственных вещей, но уже есть туризм.

– Но это же все стихийно возникло: пандемия, границы закрылась, вот люди и приехали, а гостиниц не хватает.

– Да, недавно я говорила с девушкой, которая не была в Осетии лет семь, и она была в шоке от перемен в республике и от количества туристов. Но ведь и в советские времена туризм был развит, об этом многие помнят. К нам в галерею приходили туристы и рассказывали, что в советские времена они приезжали сюда по туристическим путевкам и рассказывали, как тогда выглядел парк. В общем, интересно во что это все выльется дальше.

– Людмила, я знаю несколько человек, которые рассказывали, что в поисках работы пришли к вам и вы помогли. Будущая бухгалтерская школа – это такой путь, чтобы стать вашим сотрудником?

– Мы же не разрастемся до состояния межгалактической компании. Мы уже снизили темп своего развития, нужно подождать и посмотреть, как реформы будут работать, отношения бизнеса и налоговой мне пока не совсем ясны. А решение открыть бухгалтерскую школу мне нелегко далось. Я искренне борюсь со своим сомнением, что за два месяца можно стать бухгалтером. Я всегда всем объясняю, что это невозможно. За два месяца можно стать оператором 1с на маленьком участке в линейной бухгалтерии, но стать бухгалтером за два месяца нельзя. Но ко мне поступает огромное количество просьб, не проходит недели, чтобы меня незнакомые и знакомые люди не попросили взять девочку на стажировку. Но я вообще не беру к себе стажеров. У нас огромное количество конфиденциальной информации, да и человек должен быть "мой". Но я все равно стала думать о том, как помочь всем этим людям, если есть такой запрос. В итоге я решила, что мы получаем лицензию и берем на обучение тех, у кого есть экономическое образование. Мы сможем готовить хорошие кадры для своих же клиентов. Сейчас они ждут готовых кадров, таких же, как мои девочки. Но я не могу советовать человека, которого не знаю. А за время обучения у нас на курсах, мы будем понимать, кто есть кто, и, может быть, даже начнем готовить их для определенной компании. В целом, эта идея со школой возникла сам по себе как необходимость.

– Это будет разовый эксперимент, или школа все время будет работать?

– Школа будет работать на постоянной основе.

– Когда планируется открытие школы?

– Я давно ничего не планирую. Может быть, к весне. Содержательно мы готовы, осталось найти педагогов.

– Открытие школы – это обучение будущих конкурентов. Понятно, что каждый человек индивидуален и два хороших бухгалтера будут по-разному хороши. И в решении открыть школу тоже как будто бы проявляется ваша изюминка. Как вы думаете, что помогает вам добиваться за такое короткий срок таких результатов?

– Про то, что мы готовим конкурентов – я на это по-другому смотрю. А что касается изюминки, то я искренне не знаю, что я делаю такое особенное. Я просто делаю то, что умею, то, чему меня научили. Мой дед говорил: "какую профессию ты бы не выбрала, ты должна делать ее хорошо. И тебя будут уважать. Если ты будешь дворником и делать хорошо свою работу, то тебя будет уважать весь район". Я так хорошо это помню. Мне казалось, что дворник и почтальон – это самые важные люди.

Если говорить о работе, то я поняла одну вещь. Я могу говорить с людьми на понятном для них языке. Приходит, например, взрослый дядя – серьезный бизнесмен и говорит: "Наконец-то я понял, что такое НДС!". Может быть, это и есть изюминка, талант – говорить на понятном языке. Помню, как на "Автовазе" я работала с одним очень тяжелым на характер начальником, для которого экономисты и бухгалтера были людьми, которые непонятно чем занимались: "Я тут в цеху работаю, собираю станок, и ты приходишь со своими цифрами". И меня все время сталкивали с такими сложными дядями, и я не могла понять, почему так. Наконец, я спросила и мне ответили: "с ними может сладить только человек с врожденным уважением к старшим".

– То есть, ваше горское воспитание помогало?

– Да, осетинское. Осетин очень уважают на "Автовазе". Там работало и работает много наших земляков, про некоторых даже книги написаны.

– Вы говорили о том, что не возьмете всякого к себе на работу, это должен быть ваш человек. А какие критерии? И каким должен быть успешный руководитель – сложно же совмещать жесткость и сохранять дружеские отношения с сотрудниками?

– Предпринимательство – это талант. Либо он есть, либо его нет. Мы много общаемся с людьми и должны делать это корректно, мы работаем с цифрами и должны делать это внимательно, мы общаемся с налоговой – и тут должны находить свой подход. Поэтому набор человеческих качеств, которые необходимы "моим" людям, он либо есть, либо его нет. Я сразу это вижу.

– Вернемся к галерее, наша общая подруга – известная скульптор Людмила Караева, рассказала мне о том, что вы, как меценат, помогли ей сделать великое дело. Известно, что сейчас Людмила занимается тем, что отливает копии цыртов Сосланбека Едзиева. Мы знаем, как давно она занимается проблемами с наследием Едзиева, как за все это переживает. И вот вы взяли и помогли. Во-первых, спасибо за это. И во-вторых, насколько в целом для вас важно заниматься благотворительностью?

– На самом деле, я немножко поучаствовала, если мы говорим о финансах. И привлекла к проекту еще одного человека. Вот этот ресурс, социальный капитал о котором я говорила, он есть, и я потихоньку его реализовываю. А в конце года мы берем с "елки желаний" конверты, которые не разобрали и раздаем клиентам – и они помогают. Если мы говорим о постоянной благотворительности, то у меня нет возможности напрямую помогать, но, если сильно захочется, я найду способы помочь. Как в случае с цыртами Едзиева – для человека, который помог, это не такие большие деньги, а для Люды – это чудо. С тем объемом проектов, которые мы тут "генерим", у нас свободных денег нет.

– 24 декабря "TGallery" отметила свой первый день рождения. Как вы смотрите на прошедший год с точки зрения выставок, новых имен и продажи искусства?

– Я нашла выход своей творческой жилке. У нас был очень насыщенный год: почти каждый месяц мы открывали новую выставку, все они были разные и интересные. И каждая новая выставка была тестом для всех. Мы анализировали, как лучше и правильнее, и в конце года у нас есть понимание, как двигаться дальше. Что касается продаж искусства, то надо понимать, что мы не в Москве, или Нью-Йорке – в Осетии продажи искусства зависят от юбилеев важных людей. Теперь я знаю, когда у кого юбилей (улыбается – ред.). У меня была забавная история: у одного из крупных бизнесменов, с которым я не знакома, был юбилей и меня попросили посоветовать картину ему в подарок. Я посоветовала – это была картина на православную тему – образ Богородицы в графике. Картину купили, а потом я еду и понимаю, что этот человек –дигорец, а вдруг он мусульманин? Начинаю всем писать и спрашивать, мусульманин, или нет? За 15 минут я пережила такой стресс.

– Что в итоге?

– Православный, слава Богу.

Когда галерея открывалась, я купила пару интересных он-лайн уроков для галеристов, посмотрела их и потом поняла, что это все не для нас. Это не та ситуация, когда нужно изучать рыночные законы искусства, у нас в Осетии это все настолько ручные настройки, что мы меняемся полностью от ситуации к ситуации, от выставки к выставке, от покупателя к покупателю, от настроения к настроению.

– То есть, это настоящее творчество.

– Абсолютно. В моей коллекции была работа не очень дорогого художника, которую я купила тысяч за 15 себе, а выставила ее за 120 тысяч с мыслью, что ее никто не купит за такие деньги и она останется у меня. За прошедший год все эти картины купили.

– Невероятно.

– И каждый раз у меня слезы текут.

– Расставаться жалко?

– Очень жалко. Есть работы, которые художники уже не повторят. Художник уже так не пишет. Но, с одной стороны, мне жалко, а с другой, я думаю, Господи, да мы все рано или поздно умрем. Я все это с собой не унесу. А моим детям может это вообще не будет нужно.

Идея галереи витала еще в тот период, когда я покупала одну работу у художника, а потом еще пять, потому что хотелось ему помочь, чтобы он поверил в себя. И моя коллекция на 70 процентов состояла из картин, которые попали таким образом, но я их все равно любила. А потом картин стало слишком много, и я даже не могла их все запомнить. Тогда я поняла, что надо их продавать. А следующий этап был с помощью Людмилы Караевой, когда она мне сказала, что "если надо будет, то ты даже из дома принесешь и продашь, или ты не галерист!".

– Не жалеть.

– Да, жалеть не нужно. Это будет радовать кого-то другого, а у меня появится завтра новая работа, о которой я мечтаю – например, скульптура Соскиева. Но я не пойду по пути галеристов, не хочу учиться, не хочу знать, как правильно. С каждым художником нужно общаться. Но вот "нет" я научилась говорить.

– Хлынул поток художников?

– Конечно, хлынул. В какой-то момент у нас возникла проблема – люди просто приносили свои работы и оставляли. И тогда я приняла волевое решение – выкупила все работы, которые у меня были на реализации, и сказала: "Все. Мы покупаем картины только в свою коллекцию, ни одной картины на реализацию у нас нет". Нет, вру. У нас есть два больших полотна Магреза Келехсаева, очень дорогих ему. У таких картин либо очень высокая цена, либо ее нет. Одну большую работу Магреза я потихоньку выкуплю себе для дома.

На той неделе был случай, когда пришла девушка и с таким пренебрежением говорит: "как вам Калманов разрешил поставить его работу в окно"? Я искренне не понимаю, почему нельзя ставить работу в окна, тем более, в наши. И вот сотрудник мне рассказывает, что ответил ей на это: "вообще-то, нам и не нужно разрешение художника – это наша картина". То есть, всем гораздо проще работать, когда мы стали только своей коллекцией распоряжаться. Опять-таки, это ненормально для галереи. Но, в нашем случае никакие законы не работают.

– Как вы выбираете работы?

– Сердцем. То, что мне нравится. Иногда не нравится, но хочется помочь. Например, художника Сашу Скоморохова я продвигаю целенаправленно. Я поднимаю его в цене, уже интуитивно понимаю, как это происходит. В Сашу я очень верю, мне нравится его стиль, он талантливый художник. Еще есть талантливый Юрий Прищепа, с которым мне тоже хотелось бы работать. Жду, когда распишется. У нас была выставка Миланы Елкановой – это молодая девушка с большой верой в себя, еще до открытия выставки она продала две большие работы по цене Есенова, у нее горят глаза, из своей выставки она смогла сделать шоу. Я верю, что у нее все будет хорошо – она художник именно этого времени, сама очень обаятельная и красивая девушка.

– А каких покупателей больше – местных или приезжих?

– Пока туристов мало, нет еще такого потока, чтобы среди них находились люди, которые хотят покупать картины. Но недавно один мужчина купил картину Константина Кокаева и сказал, что везде, где бывает, покупает картины. До этого приезжали немцы, которым тоже хотелось купить работу в Осетии. Они целенаправленно искали галерею, нашли нас через интернет.

– Желаю подобного же успеха и с вашей новой затеей – "Ариант школой".

– Про идею "Ариант школы". Почему мы не назвали ее просто курсами по бухгалтерии? Потому что пока не знаем, во что еще это все может вылиться. Например, мы подались на социальные льготы для предпринимателей и обещали делать курсы для детей по финансовой грамотности. Мы даже можем к ЕГЭ готовить. Название "Ариант школа" дает много возможностей.

– Но пока что, это школа для бухгалтеров, у которых есть экономическое образование, но нет практики?

– Когда человек пишет мне и говорит, что по образованию он инженер-технолог пищевой промышленности, но у него есть интерес к бухгалтерии, то мы должны взять такого человека и объяснить ему за два месяца, что он будет делать каждый день. И если этот интерес у него останется, то он сможет потом работать линейным бухгалтером. У нас в республике много молодых людей, у которых есть дипломы, но они не понимают, что с ними делать. Не понимают эту специальность, не знают, где ее применить и идут работать в сетевые магазины консультантами. Бухгалтерия – это хорошая, нужная специальность, которая будет всегда. Как нам не угрожают, что искусственный интеллект заменит бухгалтера, пусть искусственный интеллект делает свою работу и заменит рутинную работу, (которую он уже во многом заменил).

А профессия бухгалтера – очень удобная и комфортная. Ты можешь работать полдня, целый день, или сутками – в рыбной промышленности, в швейной, в салоне красоты – где угодно, в любой сфере, которая тебе интересна. И вот этот кризис кадров в бухгалтерии, который есть во всех сферах, на самом деле, мы постараемся исправить и поднять уровень соискателей, чтобы они отвечали требованиям работодателя. Эта профессия, как и любая другая, должна достойно оплачиваться. Когда мне звонят и говорят: "найди мне бухгалтера за 15 тысяч", то я сразу начинаю резко говорить и объяснять, что не может человек считать твои деньги, экономить твои налоги за 15 тысяч. За эту сумму он должен только вредить. Мы должны вместе с качеством уметь продавать и свой труд. Мы объясняем девочкам, что не надо идти работать за 15 тысяч, но проблема в том, что кто-то все равно пойдет.

Поэтому, школа для меня в том числе, и социальный эксперимент, потому что это классная профессия. Мы – республика, где самое дорогое и ценное – это человеческий капитал. Как бы это ни звучало, но горы и пироги много, где есть, а нам надо развиваться самим, не просто открывать "Ленты" и прочие сетевые магазины. Сейчас все крупные бизнесмены в республике говорят, что у них есть идеи и есть деньги, но нет кадров. С этим нужно что-то делать.

– Вы говорите, что уважающий себя бухгалтер не должен идти работать за 15 тысяч. А какой должна быть достойная зарплата?

– У нас в стране есть большая проблема с тем, что у большинства жителей не хватает денег. Деньги уходят из страны, и нет распределения денежной массы. А если бы, например, у учителей была зарплата сто пятьдесят тысяч, то они бы не вывозили же эти деньги из страны, а тратили их здесь. В отсутствии такого распределения денежной массы, раскрывается много проблем. Что касается офисного сотрудника, то, чтобы он работал с 9 утра и до 6 вечера, и хорошо делал свою работу, то ему нужно платить не менее 60-70 тысяч. Мы в стране пока еще не вышли из реформ, налоги платят не все, а скоро начнут платить все. И тогда жизнь станет еще дороже, продукты еще больше вырастут в цене, и не будет магазинов, которые не принимают карты. Людям это не нравится, но они не понимают, к чему глобально все это приведет: когда все магазины начнут принимать карты, а их заставят, тогда жить будет еще тяжелее. А потом, если все получится, если все реформы на правильном пути (никто этого не знает), тогда этих денег станет больше, их не будут вывозить из страны в таких количествах, как раньше, и тогда, может быть, и зарплата учителя поднимется до ста тысяч.

– Реформы, о которых вы говорите, заключаются в цифровизации?

– Да, цифровизация. Все денежные потоки в стране должны быть видны. Очень богатых людей не должно быть, а если они есть, то пусть платят налоги. Уже нет тех ресурсов, из которых страна черпала. Деньги вывозили, не использовали их здесь, не развивали, нет никакого эффекта от денег, которые раздавали в качестве субсидий. Все это поняли и теперь пробуют по-другому. Цифра нужна, на самом деле. Сейчас в мире больше нет страны, где на таком уровне развита цифра. Он-лайн кассы и так далее – в такой большой стране пока больше никто такого не сделал.

– Правда?

– Конечно. Мы сейчас, сидя здесь, за 20 мин можем зарегистрировать юрлицо, не ходя в налоговую и даже в банк. Нигде такого нет, да еще и бесплатно.

– Означает ли эта прозрачность денежных потоков, что в итоге больше никто не сможет заниматься махинациями? Такой наивный вопрос.

– Да, я в это верю. Верю в Россию будущего. Но плоды реформ уже видны и сейчас.

– Некий успех уже есть?

– Конечно. Все, что задумывалось в 2016 году Мишустиным, все было сделано. Я была на конференциях и видела, как люди смеялись и крутили пальцами у виска и говорили: "ну сколько раз уже пытались". Ну и сколько? Мы всего тридцать лет в рыночной экономике.

– А как насчет теории заговора? Насколько цифровизация нас порабощает? Правительство видит все, что я купила и где. Это ведь такая система контроля, в том числе.

– Ты веришь, что кому-то надо это контролировать? Безусловно, что эти данные анализируют и зарабатывают на этом. Я скептически отношусь к продуктам "Сбербанка" – он видит, какие ты лекарства покупаешь, и потом подбирает тебе врача. Смешно. "Сбербанк" должен заниматься своим банком.

– И йогой.

– А что нам скрывать? Мне, например, нечего скрывать. Я не волнуюсь. Я идеальный человек для цифрового контроля, у меня никогда нет наличных денег. Поэтому я не вижу в этом ничего страшного. Это нужно. Там, где ты не считаешь, ты не контролируешь – так говорят в бизнесе, тоже самое можно сказать и в целом о стране. Порядок должен быть – вот опять "совок" во мне заговорил (смеется – ред.).