Чуть не все наши СМИ распространили эту новость, из провокационных заголовков можно было даже представить себе, что вот-вот к нам вернется американская корпорация McDonald’s. На самом деле нет, просто стало известно: когда те уходили, то заранее рассчитывали вернуться в Россию, "если обстоятельства изменятся". И возможность такая была заложена в договор прошлого года о переходе контроля над 850 российскими точками "Мака" к нашим новым владельцам, пишет колумнист РИА Новости Дмитрий Косырев.
Хорошо, теперь, когда мы об этом знаем, можно задуматься: а мы хотим, чтобы вот эти убеглецы вернулись? То есть, с одной стороны, ничего личного, только бизнес. Отдали таковой за копейки своим российским партнерам, теперь выкупят обратно намного дороже — нам не все ли равно? И чтобы стало окончательно понятно, о чем речь: а если это не иностранный бизнес, а наши соотечественники, которые убежали не от страха быть мобилизованными, а чтобы нам что-то такое морально-политическое продемонстрировать, — что мы скажем, когда они захотят вернуться (вообще-то, многие уже хотят)? Нам их обратно надо? Если да — то зачем?
Предмет разговора тут — внутреннее состояние нашего общества. Первая стадия реакции на западные санкции — возмущение (для кого-то и страх), вторая — желание отомстить подонкам, отомстить тем, что у нас и без них все хорошо. А вот потом — снисходительная милость победителя.
То, что в целом санкционную войну наша страна и общество выиграли, — уже очевидный не только для России факт. Есть опасения, что вот какая-то мелкая запчасть к какому-то важному прибору доставит много неприятностей и расходов. Но это все же частности, и общая картина уже понятна. И раз так, то возвращение всех или некоторых проигравших — их и бывших наших — состоится, вопрос только во времени.
Год с лишним назад я писал: это случайно так получилось, что именно "Мак" оказался для России наиболее заметным массовым символом нового глобального мира, остальное множество таких же символов просто не затрагивало столь большого числа людей. И поэтому первая реакция на попытку нас этого символа лишить была понятна: нет, мы вернем себе свое, то, что вы пытались отнять, и вам будет горько и стыдно.
Эта нормальная человеческая реакция проявляется во всей мировой истории, но зачем закапываться в нее слишком глубоко: вот вам Донецк. Донецк после 2014-2015 годов. Этот город-герой среди прочего переименовал три своих "Мака" в "ДонМак", сохранив красный цвет и желтую букву "М". И старается в невыносимых условиях эту и всю прочую нормальность жизни сберечь и отстоять, насколько это физически возможно. К сведению крайне разгневанных патриотов, желавших некоей гипермобилизации всего нашего общества с отменой праздников и прочей прежней жизни: люди этого не любят, им нужна не перманентная взвинченность, а нормальность — жизнь "как раньше", за нее и воюют.
Но вот сейчас завиднелась, пусть только на горизонте, перспектива возвращения к чему-то вроде нормальности. Чего нам хочется больше всего — чтобы им было горько и стыдно? Хотим парада убеглецов по главной улице с поджатыми хвостами (корпораций и оппозиционеров), или нам уже все равно?
Нормальность (или попытки начать разговор о таковой) сейчас особенно заметна не по России, а по тому, как страны Запада пытаются если не прекратить санкционную войну с Китаем, то зафиксировать ее на какой-то безопасной точке. В предстоящий четверг намечается приезд большой делегации правительства Австралии в Пекин — после паузы, а та была после антикитайской истерики по всем мыслимым поводам. Будет интересно посмотреть, как эта процедура нормализации будет обставлена. Еще интересно наблюдать, как арабы сейчас нормализуют отношения с Сирией, увидев, что у сирийцев все в порядке. Ну а у нас пока есть только понимание, что нечто подобное и с нами неизбежно.
Это будет долго? Конечно. В нашем Совете Федерации только что прозвучало мнение Григория Карасина, сенатора и опытного дипломата: санкции против России начали разрабатываться не в 2021 году, а намного раньше (с 2008 года), нужно было только создать для них повод. Эта гибридная мировая война долго готовилась и кончится не в один год. Но кончится — и уже в целом всем ясно, как и чем.
И можно рискнуть, предположив: к тому моменту нашему обществу будет уже все равно. Не захочется никого наказывать и стыдить. Они возвращаются — а мы этого даже не замечаем. Потому что, как в контракте с "Маком", "обстоятельства изменились".