"Не по-мужски это, и уж тем более не по-осетински"

– Нельзя называть это войной! – говорит он.

– А как по-другому? – спрашиваю я.

В ответ уводит взгляд в сторону и задумывается на несколько секунд.

– Знаешь, я вот жену одну оставляю. Мы только недавно поженились. Если бы знал, что так будет, ни за что бы этого не сделал. Зачем делать другого человека несчастным? Особенно того, кого любишь? – как будто беседует сам с собой, а меня и вовсе нет рядом.

– Но ведь многие отказались. Почему не ты?

Не успеваю договорить, как на меня устремляется взгляд, а в нем что-то похожее то ли на презрение, то ли на брезгливость. А потом становится жестким.

– Неправильно это. Не по-мужски, и уж тем более не по-осетински! Хотя не осуждаю. Бояться умереть - это нормально. Бояться больше не увидеть тех, кого любишь – нормально. Особенно тем, кто знает, что это такое – умирать в бою. И когда погибают твои родные. И ты растешь в этом. А потом это преследует тебя всю жизнь.

В комнате воздух можно резать ножом. Каждый уходит в себя, в свои мысли.

Спортивную площадку за окном заносит снегом. Он идет уже несколько часов, а я все думаю: вот бы его навалило столько, сколько на этой дороге и за месяц не разгребут.

Девушка возится у плиты с чаем. Не говорит ни слова. Не вмешивается в беседу. Не смотрит в сторону того, кто через несколько часов уйдет и неизвестно, когда вернется.

– Она со мной уже второй день не разговаривает, – грустно улыбается парень, сидя наготове, в камуфляже и начищенных до блеска ботинках. Будто на парад.

Она молча ставит на стол три чашки с чаем и садится рядом. Молчание снова повисло в раскаленном воздухе. И вдруг взгляд устремляется прямо на него.

– Обещаю, что никогда не прощу, если себя не убережешь. Запомни это, – и отворачивается. И снова тишина.

Оставляю остывший чай на столе и ухожу. Бросаю взгляд за окно. Там снег прекратился.

– Просто берегите себя там! Потому что вас ждут здесь.