Пасынки советского распада

Тридцать лет назад завершился процесс распада Советского Союза. На руинах некогда единой страны возникло пятнадцать новых государств, каждое из которых за это время прошло сложный путь национального строительства и международной легитимации. Некоторые из них на этом пути обрели статус членов НАТО и ЕС, а некоторые связали свое будущее с евразийской интеграцией. В ряде новых независимых государств имели место гражданские войны и этнополитические конфликты.

Но юбилей национальной независимости отмечают не только государства, получившие членство в ООН. Одним из важнейших последствий распада Советского Союза стало появление образований, которые также заявили о своем суверенитете и даже смогли отстоять его в ходе вооруженных противоборств, но при этом не получили международного признания или были признаны ограниченным количеством государств с ооновской "пропиской".

Таковыми являются Абхазия, Южная Осетия, Нагорный Карабах, Приднестровье, Донецкая и Луганская народные республики. Впрочем, на рубеже 1980-1990-х гг. и в других частях бывшего СССР предпринимались попытки самоопределения, не совпадающего с межреспубликанскими границами. Не стала в этом плане исключением и Россия, столкнувшаяся с аналогичными вызовами на Северном Кавказе.

Непризнанные или де-факто государственные образования, возникшие в результате распада СССР, оказались зарифмованы с этнополитическими противоборствами. И этот факт на долгие годы вперед предопределил отношение к ним. По справедливой оценке российского исследователя Николая Добронравина, они "чаще всего изучались в контексте анализа этнополитических конфликтов. В то же время в последние годы относительная устойчивость непризнанных государств, постоянно присутствующих на мировой арене, порождает необходимость новых оценок. Военные конфликты заканчиваются или переходят в замороженное состояние, но непризнанные государства не исчезают, а значит, их следует изучать не только в связи с конфликтами".

Признавая правильность данного экспертного вывода, его следует развить. Де-факто образования в постсоветской Евразии возникали не только в ходе непосредственного распада СССР, но и через два с небольшим десятилетия после него. Мы имеем основания говорить о "двух поколениях" непризнанных республик.

"Второе поколение" возникло в результате проблем и противоречий внутри вновь возникших постсоветских государств, а также в межгосударственных отношениях соседей.

В западной академической и экспертной литературе долгие годы было принято (данная традиция не исчезла и сегодня) говорить об Абхазии или Приднестровье, как о "breakaway republics" или "separatist states" ("отошедшие" республики или "сепаратистские государства").

Подразумевается, что те, кто ушел, могут (и даже должны) вернуться, и именно возвращение рассматривается как "разрешение этнополитического конфликта", то есть восстановление территориальной целостности в границах советского периода отождествляется с устранением острейших межэтнических противоречий, приведших к конфликтам.

Интересный парадокс! Осуждая на словах сталинизм и даже отождествляя его с другими европейскими тоталитарными практиками, на деле многие западные политики и эксперты готовы без долгих колебаний признать границы, начертанные "вождем народов" безо всяких референдумов и опросов общественного мнения, в силу одной лишь политической и социально-экономической целесообразности.

Следствием подобного подхода стало отношение ко всем внутриполитическим процессам в Абхазии, Южной Осетии, Приднестровье как к чему-то временному, "ненастоящему"; дескать, они прекратятся, как только с ныне существующим положением будет покончено и статус "спорных земель" будет определен.

По словам британского журналиста и политолога Томаса де Ваала, "быть руководителем непризнанного государства – незавидная работа… Это означает, что никто не приглашает тебя на международные встречи. Организация Объединенных Наций не отвечает на твои письма. Когда ты посещаешь иностранное посольство, тебя принимает не посол, а первый секретарь".

Законы, принимаемые непризнанными республиками, как правило, не считаются легитимными за пределами их территории, а следовательно, отрицаются и совершаемые в них имущественные сделки, не признается их уголовное, административное и гражданское законодательство.

Для непризнанных государств затруднено вступление в международно-правовые отношения со странами-членами ООН. Иностранные дипломаты по большей части прибывают на территорию непризнанных государств только с миротворческими инициативами. Зарубежный политик и даже журналист, правозащитник, исследователь, посетивший непризнанную республику, имеет все шансы оказаться персоной нон грата в странах, неотъемлемыми частями которых эти формально не существующие республики считаются.

И, тем не менее, непризнанные государства, несмотря на все эти сложности и проблемы, существуют, а некоторые из них насчитывают историю не в одно десятилетие.

В России и других странах СНГ нередко де-факто государства воспринимают, как некое постсоветское ноу-хау. Между тем, в новейшей истории есть примеры, когда в статусе непризнанных или полупризнанных пребывали даже крупнейшие по населению и по территории государства мира.

В начале 1920-х гг. с дефицитом международного признания столкнулись Советская Россия (а затем ее преемник СССР) и кемалистская Турция.

С октября 1949-го по октябрь 1971-го г. в ООН не была представлена Китайская Народная Республика (КНР). От имени Китая там говорила Китайская Республика (Тайвань). Только резолюция Генеральной Ассамблеи ООН №2758 "Восстановление законных прав Китайской Народной Республики в Организации Объединенных Наций" от 1971 г. изменила порядок вещей, существовавший в течение двух десятилетий.

До сентября 1973 года полноправными членами ООН и других международных организаций не были Федеративная Республика Германии (ФРГ) и Германская Демократическая Республика (ГДР), хотя их провозглашение произошло задолго до этого, соответственно в сентябре и октябре 1949 года.

Но где же искать истоки постсоветской де-факто государственности? Они многоплановы. Здесь стоит говорить и об особенностях национально-государственного устройства СССР, несогласие с которым возникало задолго до "перестройки". Взять хотя бы Дурипшский сход 1931 года в Абхазии, участники которого выразили несогласие с вхождением в состав Грузии.

В перестроечный период советская система переживала одновременно несколько кризисов. В контексте зарождения будущих де-факто государств особенно важен процесс ревизии и последующего распада конституционного каркаса страны, созданного путем сложных согласований и политического давления в 1977-1978 гг. Демократизация 1980-х гг. открыла возможности для запроса автономий на более высокий статус, а союзные республики задумались о выходе из СССР.

Но позднесоветская система в условиях многоаспектного кризиса была не в состоянии удовлетворить все эти запросы, не поставив под удар сложившуюся стабильность национальных отношений и всего национально-государственного устройства.

Добавим к этому и имевшиеся системные противоречия внутри самого конституционного каркаса 1977-1978 гг. Право на выход из Союза ССР имелось, но оно не поддерживалось проработанной процедурой реализации, тогда как привилегированное положение союзных республик в иерархии национально-государственных образований СССР провоцировало недовольство автономий. Впрочем, было бы неверно ограничивать формирование будущих де-факто образований борьбой "восставших автономий" против союзных республик.

Во многом сами союзные республики, стремящиеся к суверенизации вплоть до отделения, провоцировали националистические настроения. Яркий пример - принятие "языкового закона" Верховным советом Молдавской ССР от 1 сентября 1989 года. Лучшего триггера для появления приднестровского движения и затем непризнанной ПМР трудно было придумать.

Однако за тридцать лет, прошедших после распада Советского Союза, многие реалии изменились. Практически все конфликты, которые сопровождали этот процесс, значительно трансформировались. Начинались они как этнополитические, но затем в них появлялся отчетливый геополитический компонент.

В настоящее время проблемы Абхазии, Косово, Приднестровья и Южной Осетии выглядят не только как противоборство центральных властей Грузии, Молдовы или Сербии с территориями, отколовшимися от них в результате межэтнических противоборств, но и как проявление конфронтации между Россией и Западом.

Если угодно, де-факто государства переживают свою версию глобализации.

Во-первых, они обращаются к опыту других аналогичных образований. Отсюда и апелляция к казусу Косово и истории Северного Кипра, стремление наладить кооперацию между собой или в рамках Организации непредставленных наций и народов, а также выработать общие политико-правовые подходы.

Во-вторых, страны, которые борются за восстановление территориальной целостности, пытаются привлечь на свою сторону различных внешних игроков. В случае с Грузией и Молдовой речь идет о США, НАТО, Европейском союзе, в случае с Азербайджаном – о Турции и государствах исламского мира. Как следствие, периодически возникающие "разморозки" конфликтов, в которых роль великих или средних держав неизмеримо возрастает по сравнению с тем, что было в начале 90-х гг.

Таким образом, непризнанные образования сегодня остаются сердцевиной сложных межэтнических и гражданских конфликтов, но в то же время представляют собой запутанные международно-правовые кейсы, решение которых требует нестандартных подходов.

Найти нетривиальные выходы из сложных ситуаций сегодня чрезвычайно сложно, так как налицо если не отсутствие, то явный дефицит понятных и принимаемых всеми стандартов и правил поведения на международной арене.