"Я пропагандирую современное искусство". Интервью художника из Чечни Заурбека Цугаева

– После того, как я интуитивно сделал первые работы с руками (речь идет о видеоработах "Руки – айфон", "Руки – доллар", "Руки – Коран", ставшие частью триптиха – ред.), которые по счастливой случайности попали на Триеннале (Первая Триеннале российского современного искусства в музее "Гараж" – ред.). Меня это очень вдохновило, и я попытался повторить ("Руки – сейчас", "Руки – Личное"), но было видно, в этих видео уже что-то изменилось, они стали более нарративными. Благодаря смелости кураторки Дианы Мачулиной, эти работы также были представлены на коллективной выставке "Трагедия в углу".

Параллельно с этими работами, чтобы не зависеть от одной темы, я стал думать о том, что хотел бы сделать еще. После долгих размышлений, я пришел к тому, что меня привлекают большие города-мегаполисы, вроде Москвы. Масштаб такого города позволяет тебе лучше почувствовать самого себя, дает возможность трезво оценить себя относительно большого города, и мне это нравится. Я живу в Грозном и большую часть времени провожу дома, но периодически мы ездим в горы и пытаемся добраться до новых мест, куда еще не проложили асфальт. В результате этих прогулок и возникла идея работы, которую я представил на "Аланике" в 2019 году ("Инородное свечение" – световой перформанс в селении Цмити, Куртатинское ущелье, РСО-Алания – ред.).

В первом варианте идеи была версия с диско-шаром – я хотел создать объект – огромный диско-шар и проецировать свет на башни вместе с диско-шаром. Я долго размышлял и пришел к выводу, что то, что делается для выставочного пространства, не подойдет для открытого природного ландшафта. Также стало ясно, что для этого произведения нужен звук, и я нашел музыкальную композицию, которая по своей лирике и тексту была похожа на то, что я хочу сделать (PULSAR OLYMP "CHECHEN GIRL"). Я имею в виду объединение противоположных, противоречащих друг другу вещей, которые при этом в жизни имеют место быть. Но в процентном соотношении это очень маленькое большинство и к таким вещам люди относятся с любопытством, но сопряженным с опаской и негативом.

– Ты правильно заметила, что идея родилась, когда все сошлось. Я только сейчас понял, почему история "Инородного свечения" началась таким образом. Вот если Москву и горное село объединить, то получится квинтэссенция этого состояния, которого я добивался в своей работе. Но проблема в том, что, когда ты называешь конкретные города, возникает опасность в том, что зритель начнет искать подтекст и проводить параллели. Но в моей работе никакого подтекста именно с социальной проблематикой нет. Когда куратор "Аланики" (Виталий Пацюков – ред.) озвучил тему симпозиума, то меня озарило. Я понял, что не нужен диско-шар. Нужен только свет.

– Уже когда мне показали на фотографиях это место, и потом, когда мы впервые подъезжали к этим двум башням (оборонительные башни Габисовых над Цмити – ред.), то я уже понимал, что ничего больше не буду искать.

А насчет того, что я почувствовал, когда луч света озарил башни… Одно из условий, которое я ставлю сам себе при создании работ, это импровизация. Не все должно быть продумано. Я не вмешивался в то, как включат лазер, какого он будет цвета. Я условно понимал, что из себя представляет лазерный эффект, вспышка и иллюминация, но в подобном действии никогда ранее не наблюдал. И для меня это тоже открытие, для меня это важно – не знать все до конца. И даже когда на открытии перформанса не получилось сделать все, как мне хотелось, так как получилась рассинхронизация по времени, я был не сильно огорчен.

Я задумывал, что действо начнется во время заката, когда еще виден окружающий пейзаж, но при этом сумеречный свет не мешает и не смешивается с проекцией. По моим расчетам, зрители должны были начать смотреть на закате, а потом еще застать и ночь – то есть за короткий промежуток времени они могли бы увидеть этот эффект – и днем, и ночью. Это было очень важно. И потом по техническим причинам в какой-то момент прервалась музыка. Но, несмотря на все эти неровности, когда все гости ушли, и я остался наедине с работой, то получил новое удовлетворение. Даже несмотря на то, что это был минимальный процент того, что там могло бы быть. В любом случае, я понял, что такая практика мне не близка: когда я привожу большое количество людей туда, где мне нравится. Надо понять, как делать живые инсталляции, чтобы они не разрушали эффект индивидуального обозрения.

– Да, возникает дополнительный шум, светят фонари, звучат разговоры… Внутренне меня это никак не обижало, не затрагивало мое самолюбие и не мешало, но я понял, что любоваться "Инородным свечением" наедине с собой и с большим количеством людей – совершенно разные вещи.

Я думал об этом. Я осторожно отношусь к мистификациям, но, с точки зрения религии, я пытаюсь (насколько хватает моих знаний) соблюдать дисциплину, чтобы не переходить границы. И когда это произошло, я подумал, что, возможно, проблема в том, что я еще не слишком владею этим медиа. С видео окей – я понимаю, как оно работает, какие последствия несет, какой эффект создает – и это мне подконтрольно. А здесь ты работаешь не с видео и не в выставочном пространстве. Мне это не подконтрольно, и многое может искажаться. И в итоге ты показываешь людям не совсем то, что хотел показать. Это не просто образ, сон или видение, которое ты показываешь людям на видео, а реальное действие, и это происходит вживую. И влияние этого живого может быть совершенно иным для восприятия.

– Если говорить совсем в лоб, то я не пропагандирую наследие, но и не говорю о том, что все это полезно. Радикальной эту работу можно назвать не только благодаря визуальному содержанию, но и за счет текста песни, в ней есть такие слова как:

CHORUS:

Ooo Chechen girl

Dance with me tonight

Ooo Chechen girl

Make love and stop the fight

Chechen girl and Russian soldier

Run together into the distance join hands

Chechen girl and Russian soldier

Shots were fired and shouting "Stop!" yet

С самого начала я беспокоился из-за вероятного недопонимания и осуждения со стороны своих земляков, именно поэтому на выставке работа был представлена без напечатанного текста песни. Если будет возможность показать эту работу вновь, я, конечно, опубликую и текст. Теперь я не боюсь, так как, во-первых, абсолютному большинству наплевать на глубинные смыслы моих работ, и, во-вторых, сейчас мне будет чем ответить.

– Если бы я делал этот перформанс у себя дома, в горах Чечни, то я бы обязательно спросил разрешения. Учитывая эту мою позицию, организаторы симпозиума показали предварительную версию видео с перформансом представителям фамилии, и потом рассказали, что они были в восторге. Меня это так обрадовало, что уже одного этого было бы достаточно, чтобы эта работа осуществилась.

– Конечно, тот, кто имеет потребность в том, чтобы сохранять традицию, увидев такую работу, сможет оценить, а какую роль он играет в этом лично. Должен ли он противостоять тому, что видит, или это поможет ему иначе посмотреть на то, что есть сейчас.

– Я думал о том, какую роль в этом играю, почему пропагандирую современное искусство. К счастью, в этом мире еще можно отделить зло от добра, поэтому, чем больше людей в современном искусстве будет делиться своим виденьем, тем лучше. Именно поэтому я ощущаю некую ответственность в том, что судьба привела меня в современное искусство. Мне выпал счастливый случай, я стал интересен в этой сфере, и пока мне это нравится и я могу что-то сказать, то я обязан это делать. Чем больше будет художников, которые точно так же чувствуют эту ответственность, тем лучше.

Например, носители классической традиционной культуры и консервативных религиозных взглядов могут отталкивать современное искусство, думая, что оно наносит вред, дает искаженную информацию и это не так ценно, как привычное искусство. Но когда у тебя такая позиция, то ты на это никак не влияешь. И это просто происходит. Получается, что ты пассивен в том, что тебе не нравится, и оно только возрастает. Но если тебе что-то не нравится, то ты можешь на этой же территории, используя такие же инструменты, сказать о том, что кажется важным лично тебе. Таким образом, ты можешь рассчитывать на баланс, или даже на небольшой дисбаланс в свою сторону созидания.

– Трудности были в отборе главных героев. Зачатки киноиндустрии в Чечне только-только появляются. Нет специалистов. Если будешь искать специалиста по свету, то все посоветуют только одного человека, потому что он единственный на всю республику. Будешь искать оператора – то же самое, чаще всего, это один человек, и он, как правило, очень занят. Именно поэтому, я решил снимать свой фильм не только как режиссер, но и как оператор, сам. Но это очень отвлекает. К тому же, как и в любом малобюджетном кино, ты делаешь не одну работу, а несколько, а с моей рассеянностью – это катастрофа. А если говорить в общем, то любые сложности были огромным удовольствием и большим опытом. И если бы я сейчас делал фильм уже с этим опытом, то сделал бы и намного быстрее и дешевле.

– Начну издалека. Я не являюсь специалистом в области кино, и не знаток картин классиков, могу смотреть и развлекательное, и серьезное кино, но в основе всего для меня ощущения, с которыми ты его смотришь, и с которыми ты остаешься после. У меня есть несколько любимых фильмов, которые я пересматриваю вновь и вновь, чтобы испытать эти ощущения.

– Если начинать с самого раннего в моей копилке, то это итальянский фильм "Монстр" Роберто Бениньи – это очень смешно. Или "Резня" Романа Полански – для меня самый высший пилотаж с точки зрения режиссуры, это когда ты можешь снимать кино в закрытом помещении, держа внимание и эмоции зрителей только на одних диалогах. Также очень люблю крутой фильм "Маленькая мисс счастье" Валери Фэрис и Джонатана Дэйтона. Но я провожу очень тонкую грань между добрыми фильмами, которые, как например "Отель "Гранд Будапешт" Уэса Андерсона – визуально безупречный, и как комедия, просто отличная, но мне не хватает жизненной глубины и серьезности, которые есть в той же "Маленькая мисс счастье".

Мне нравятся такие фильмы: наивные, добрые, светлые, но и глубокие. Люблю еще "Короли лета" – дебют Джордана Вот-Робертса. И еще "Ласточки прилетели" Аслана Галазова. Он просто офигенный. Это первое такое кино на Кавказе, в котором поднимались социальные проблемы, зависимость. Это популярная тема и есть много фильмов об этом, но все они были сняты где-то в Америке или Европе. А тут ты смотришь кино, снятое вот здесь, у тебя на улице, и про то, с чем ты сам можешь столкнуться.

К сожалению, такого фильма в чеченском кинематографе нет. Я бы с большой радостью смотрел авторские фильмы местных режиссеров. У нас есть несколько энтузиастов, с одним из них мы дружим и помогаем друг другу – это Малик Темирбулатов, который снял два короткометражных фильма, и снимает романтический восточный сериал. Это очень круто, несмотря на то, что я не фанат такого жанра. Мне бы очень хотелось, чтобы появилось авторское чеченское кино. Вот есть грузинское кино – тебе даже не нужно говорить название фильма, чтобы понять это, будет интересно и своеобразно – именно этого мне хочется и именно это я увидел в рассказе Адама… И поэтому решил снять свой фильм.