Последние 13 лет август у осетин (у тех, кто из Южной Осетии уж точно) ассоциируется с войной, с кровавыми событиями, которые оставили сотни семей без отцов и сыновей. Напавшие на Южную Осетию грузинские военные не щадили никого: ни женщин, ни детей, ни стариков. У каждого свое восьмое августа 2008 года. Но с уверенностью можно сказать одно: этот день разделил новейшую историю Южной Осетии на "до" и "после".
В 2008 году я жила в Москве и, несмотря на неспокойную обстановку, собиралась, как обычно, отпуск провести в Цхинвале. Пятого августа я с мамой выехала на поезде в Северную Осетию. Седьмого утром приехали во Владикавказ, нас встретил дядя. Мы заехали в гости к маминой тете в село Змейское, повидали родственников и собирались ехать в Цхинвал. Но у тети Веры было так весело, у нее собрались больше десяти наших родственников. И мне очень захотелось погостить там пару дней, ну или хотя бы остаться на одну ночь. Маме моя идея не понравилась, да и дядя торопился в Цхинвал. "Я уезжаю, так что садитесь в машину и поехали!" - скомандовал он. Я начала настаивать, чтобы мы с мамой остались. Тетя Вера тоже заявила, что обидится, если мы не останемся. "К тому же в Цхинвале неспокойно, куда вы так торопитесь!?" В итоге дядя уехал один. Мы остались в Змейской. День пробежал незаметно. Было весело. Вечером нам постелили и мы легли спать. Вдруг тетя Вера начала кричать: "Сюда! Сюда! Что ж творится-то!?"
Мы все, перепуганные ее криком, повскакивали с кроватей и побежали в зал, где она сидела перед телевизором. По ее взволнованному лицу было понятно: случилось что-то страшное. Она начала нам объяснять, что начался массированный обстрел Цхинвала. Все замолчали и прильнули к телевизору. Сказать, что все присутствующие были шокированы, - ничего не сказать. Какое-то время смотрели то, что показывали, и пытались услышать, что же говорят. Спустя минуту началась невероятная паника: каждый начал называть имена близких родственников и причитать. Мы начали названивать родственникам в Цхинвал. Трубку никто не снимал. Еще большая паника овладела нами. Начали писать смс-ки. Одной из первых ответила мне моя подруга Алла. Как оказалось, информации там - на месте - было еще меньше, нежели у нас. Да и какая информация могла у них быть? Их обстреливали установками залпового огня "Град". Алла мне сообщила, что они с семьей спустились в подвал в надежде на то, что там безопаснее.
В какой-то момент дозвонились и до моих братьев… Они коротко отвечали: "Все нормально! Говорить не могу" или "скидывали" нас.
Не помню уже точную хронологию событий. Единственное, что запомнилось: мы постоянно писали и звонили родственникам, сидели перед телевизором, жадно ловили каждое слово и плакали. В доме были женщины и дети. Одна из теть капала в стаканы успокоительное, и усердно всех им поила.
Помню еще, что чуть позже, когда я переписывалась с Аллой, она сообщила, что над ними летают самолеты. Подруга высказала предположение, вернее, озвучила надежду, что это российские, и пришли они на помощь Южной Осетии. Я на тот момент знала, что это грузинские штурмовики, но не смогла сказать об этом подружке, не посмела убить ее надежду на спасение. И я вновь начала плакать, как, впрочем, и все окружавшие меня женщины, мои сестры и младшие братья.
В один из этих дней мой двоюродный брат позвонил моему родному брату, который находился в Москве, и попросил присмотреть за своими родителями в случае чего. "В случае чего" - это он имел в виду, если ему с братом не удастся выжить в этой "мясорубке". Видимо, в тот момент ситуация стала уже критичной, так как до этого он постоянно говорил: "Не беспокойтесь, все нормально".
В какой-то день нам сообщили, что дома бабушки и дедушки больше нет - в него попал снаряд, он загорелся, а потом его еще и танк протаранил. Находившиеся с нами тети с детьми (мои двоюродные братья и сестры) как раз все жили в этом доме, но из-за постоянных обстрелов выехали к этой самой тете Вере, у которой мы и находились на тот момент. Дома нет, сообщили нам. А что с дядей, который нас забирал с собой в Цхинвал, с бабушкой и дедушкой, мы не знали. Через какое-то время перестали выходить на связь и братья, один из которых просил позаботиться о своих родителях "в случае чего". А от них была информация и о другой бабушке, которая сидела в подвале многоэтажного дома вместе с соседями. Кстати, как я потом узнала, эта бабушка вышла во двор, нашла там мужчину, который работал водителем такси, и попросила его подвезти ее к дому, где находилась наша квартира, чтобы проверить, цела ли она. Мужчина посмотрел на нее с недоумением, видимо, только из-за ее почтенного возраста не покрутил рукой у виска, и сказал: "Женщина, вообще-то война идет! Куда вы собрались ехать под шквальным огнем!?" Бабушка вернулась в подвал.
Мне сложно представить, что пережили люди, которые 8 и 9 августа находились в Южной Осетии. Но я знаю, что испытали мы – те, которые находились по ту сторону Большого Кавказского хребта, но близкие которых были в самом пекле. Это были дни в тумане и полусознательном состоянии – от переживаний и неизвестности.
Через время стало ясно: наши ближайшие родственники живы. Это было настоящим чудом! Нам сообщили, что бабушка и дедушка находятся в подвале у соседей. Они сидели в своем подвале, почувствовали запах гари, выглянули, дом горел, даже документы спасти не удалось. Бабушка предложила бежать к соседям, дедушка не хотел оставлять свой горящий дом. И тогда бабушка ему заявила: "Здесь даже не смогут найти наши останки. Бежим!" И они побежали. Бежали через огороды, пули свистели над головами. Они не ожидали от себя, что в столь почтенном возрасте будут перепрыгивать через заборы. Добежали. Спаслись.
Однако известия о смерти и пропаже без вести знакомых, друзей, да и просто наших сограждан содрогали душу… Муж моей другой подруги Элины пропал тогда без вести. Маирбег, как это часто бывает в Осетии, "украл" мою подругу под Новый год. В двадцатых числах августа они собирались сыграть свадьбу, я должна была быть подружкой невесты. Молодые активно готовились к свадьбе, проводили дома ремонтные работы. В общем, приятные хлопоты. Никто и представить не мог, что те страшные августовские дни станут последними в их счастливой семейной жизни, которая, по сути, и не успела начаться. Судьба распорядилась таким образом, что, выйдя из дома защищать свою Родину, Маирбег Тедеев обратно не вернулся. Много лет он считался без вести пропавшим. Его жена Элина постоянно говорила о нем, как о живом. Даже тогда, когда всем окружающим было понятно, что он был все-таки убит. Элина до последнего надеялась, что он находится в плену в Грузии. И лишь в 2016 году его останки были обнаружены (экспертиза подтвердила, что это он) и захоронены на Родине. Посмертно его наградили орденом "Уацамонга". Награду вручили сыну, который родился через семь месяцев после смерти своего отца…
Вернемся к августовским дням 2008 года… Вместе с беженцами обе мои бабушки и дедушка добрались-таки до нас в Змейское. Все происходило как во сне. Они были, как с другой планеты, отрешенные. По-моему, они не верили, что выжили в этом аду. Они приехали в тапочках и домашней одежде, в которой побежали в подвал. Но главное, что выдавало: они испытали что-то страшное – это глаза, глаза, в которых были боль и страх. Страх того, что они могли больше никогда не увидеть своих детей и внуков.
Тем временем мой дядя, который жил в Москве и выехал на своей машине в Цхинвал, тоже добрался до Змейской. Было это 12 августа. Его жена, которая находилась с нами, я и мама напросились поехать с ним в Цхинвал. Военных действий уже не было, хотя периодически была слышна стрельба. В первую ночь активно стреляли. Мама сказала: "Не переживай, это где-то за городом, ложись, спи".
То, каким мы застали Цхинвал, сложно описать тому, кто не видел этого своими глазами. В городе царил хаос. Людей не было, на улицах валялись деревья, снаряды, подбитые и перевернутые танки, трупы людей и все, что вылетело из домов: книги, фотографии, одежда, игрушки…..Это было как в фильмах-катастрофах, но только страшнее. Женщин и детей вообще не было видно, никто не выходил из своих домов, подвалов, бомбоубежищ. Мне кажется, многим еще не верилось, что война окончена. Бесплатно раздавали хлеб и еще какие-то продукты. Воду тоже нам привозили. Как-то мы стояли у разрушенного дома бабушки и дедушки, остановилась военная машина, и нам дали мешок сахара, сказали, чтобы поделились с соседями. Действовал, оказывается, и комендантский час. Я с мамой и тетей шли по улице Ленина (пр-т А. Джиоева), и только начинало смеркаться, остановились военные и сообщили, что в такое время ходить по улицам запрещено. Мы ускорили шаг, чтобы быстрее добраться до нашей квартиры.
Улицы подметали люди, которые несколько дней назад приехали убивать жителей Южной Осетии. Было странно наблюдать за ними. Смешанные чувства испытывала я, глядя на них…
В моем сознании конец этой страшной войны ознаменовал концерт-реквием, который дал Валерий Гергиев 21 августа перед сгоревшим зданием парламента Южной Осетии. Это было символично, очень значимо и трогательно… Вот тогда я впервые увидела не только военных, но и обычных жителей города – женщин, детей, стариков. Было и грустно, и радостно. Грустно от того, что все это произошло, и произошло с моим народом. Радостно от того, что этот ад закончился. Закончился, благодаря поддержке России. И мне в тот момент казалось: если проходит этот концерт-реквием, война уже позади и никогда (дай Бог!) не повторится!