Сходство с майданными приемами бросалось в глаза. А те, в свою очередь, явственно восходили к известной брошюре Джина Шарпа "От диктатуры к демократии", пишет обозреватель РИА Новости Максим Соколов.
Не то чтобы это было в сугубый укор борцам против диктатуры. Решая более или менее типовую задачу либо кажущуюся типовой, естественно обратиться для начала к популярным пособиям, таким как "Библиотечка юного пионера "Знай и умей", "Самоучитель шахматной игры" или брошюра Шарпа. Ибо зачем же изобретать велосипед.
Конечно, можно обойтись и без пособий. "На третьем ходу выяснилось, что гроссмейстер играет восемнадцать испанских партий. В остальных двенадцати черные применили хотя и устаревшую, но довольно верную защиту Филидора. Если б Остап узнал, что он играет такие мудреные партии и сталкивается с такой испытанной защитой, он крайне бы удивился. Дело в том, что великий комбинатор играл в шахматы второй раз в жизни".
Но все же знать наиболее распространенные дебюты, иметь некоторое представление о маневрах и комбинациях, уметь ставить мат одинокому королю двумя слонами, etc. — достаточно полезно. "Наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни". Опять же, и школа молодого бойца, и ускоренные лейтенантские курсы разве не о том же?
Однако есть важное различие между шахматной игрой, театром военных действий и вообще безличной технологией (от греч. techne — ремесло, умение) и премудроковарной "оранжевой революцией". В шахматной партии нет надобности в молитвах и богослужениях (прием № 20), раздевании в знак протеста (№ 23), грубых жестах (№ 30), отказе от исполнения супружеских обязанностей (№ 57) и т. д. Более того, если переусердствовать в таких приемах, могут и дисквалифицировать. На войне бывают всякие приемы, не выключая вышеперечисленных, но главный прием — это наступлением с превосходящими силами навязать неприятелю свою волю. Когда есть готовность драться и побеждать, можно обойтись и без хитрых Шарповых придумок. Ибо и в шахматах, и на войне есть мы, и есть противник, и это различие понятно всем.
В "оранжевом" же действе наблюдается желание размыть эту грань, запутать хитрыми приемами и неприятеля, и нейтральную массу, расположив последнюю к себе. То есть, по нынешней моде, сделать вид, что мы как бы и не воюем. "А вешать будем потом", — присовокупил бы днепропетровский мэр Б. А. Филатов.
Этим пособие Шарпа отличается от вышедшей в 1931 году книги Курцио Малапарте "Техника государственного переворота", автор которой не стеснялся называть вещи своими именами. Впрочем, разбирая успешную тактику Муссолини и Троцкого, называть все это "От диктатуры к демократии" было бы чрезмерным лицемерием, неуместным в сугубо объективистской книге. Правда, тогда и нравы были другие. Ненасильственный протест (или видимость такового) не считался парадной добродетелью, и как революционеры, так и контрреволюционеры не останавливались перед применением стрелкового оружия — если не артиллерии. А демонстративно заголяться перед пулеметами, как советует Шарп, — кого этим в начале XX века можно было пронять? Чего-чего, но лицемерия в то время было меньше.
Но, конечно, сейчас не надо рефлексировать, а можно распространять ценные Шарповы практики. Юные девушки в белом, протягивающие сатрапам цветы, живые цепи, стометровые знамена и прочий причудливо-стандартный креатив.
Проблема в том, что когда такой креатив повторяется из раза в раз, он способен вызывать — по крайней мере, у части публики — реакцию, обратную ожидаемой. То есть не просто равнодушие — "Старые штуки! Старые штуки!" — но даже и более того. Слишком знакомый креатив укрепляет недоверчивых граждан в подозрении, что посредством нафталинных технологий их хотят обмануть.
"Звиряче побиття" вместо ожидаемой сочувственной реакции может вызвать совсем противоположную. Хотя бы побиття в самом деле имело место — и в самом деле звиряче. "Онижедети" может вызвать не умиление, а воспоминание о кадрах хроники 2 мая 2014 года, когда вполне дети разливали в Одессе бензин по бутылкам.
Таковы законы психологии. Невозможно до бесконечности эксплуатировать один и тот же прием. Доверие — исчерпаемый ресурс, и нельзя все время стереотипно действовать по Шарпу. "Знаем, плавали" рушит всю технологию.
Но при обсуждении дальнейших перспектив успешной разводки по Шарпу нужно учитывать, что сталкиваются два процесса. Один — описанный выше: в разводках нельзя повторяться с таким однообразием. Будут не умиляться, а озлобляться. См., кстати, неполный уровень сочувствия к судьбе А. А. Навального — хотя уж как плачут и как рыдают.
С другой стороны, дело забывчиво, а тело заплывчиво. Объем человеческой памяти ограничен, а в условиях нынешнего информационного общества, т. е. информационной гиперинфляции, когда люди не помнят ничего, повторение старых штук может быть вполне работающим приемом. По крайней мере, в существенной части общества.
От того, какая тенденция возобладает, и зависит дальнейшая судьба Шарпова пособия: будет оно по-прежнему нашим знаньем, силой и оружием — или превратится в обшарпанный манускрипт, имеющий лишь историческое значение.