Александра Цховребова
К полудню, уложив фотоаппараты и большой термос с кофе, мы загружаемся в машину и выезжаем в Кударское ущелье.
Оно традиционно считается самым живописным в Южной Осетии, и спорить с этим трудно, хотя выбрать одно любимое тоже никак не получается. Река Стырдон тысячи лет питает ущелье, лишь изредка меняя русло, обрастая новыми притоками и теряя старые там, где наступает кустарник.
Вдоль берегов пристроились многочисленные села с глухими лесами за спиной, на альпийских лугах - заросли черники и следы медведей.
Мы едем на озеро Коз - уникальный водоем, образовавшийся, когда землетрясением перекрыло естественный сток реки. Со всех сторон зажатое лесом, озеро сверкает синей каплей на фотографиях с дрона, притягивая гостей - как откажешься от такого приглашения?
Но сначала мы проезжаем Эрцо, еще одно необычное озеро. Сейчас вода в нем спала, береговая линия отдалилась от дороги. Такое часто бывает - из карстового озера часто уходит вода, прячется в подземных пещерах, оставляя опустевшую ложбину.
У села Ногкау (Ногхъӕу) мы съезжаем с основной дороги и поворачиваем в деревню. Навстречу, помахивая хвостом, лениво бредет черный пес, за ним скачет рыжий щенок, прыгает под ноги, лижет руки - радуется редким гостям. Хозяйка дома Валина Хубежова выходит к калитке, здоровается и приглашает внутрь. "Заходите в дом" здесь однозначно следует понимать как приглашение к столу, и тут начинаешь осознавать, как правильно надо было готовиться к поездке в далекое от городских магазинов село для душевного разговора с местными жителями. На наше смущенное "Красиво тут у вас!" хозяйка смеется в ответ:
- Видели бы вы село зимой, в снегу - только и думаешь, как бы выбраться отсюда!
Зима в горах длинная, начинается рано. В начале ноября уже можно ждать снег. Весь год надо работать, собирать запасы на зиму - для людей и для скота.
Мы входим в маленький чистый дом. В углу на расстеленных мешках разложена пшеница на просушку. Мальчик, внук женщины, бежит на кухню за хлебом, пока хозяйка режет сыр - желтый, жирный, не похожий на одинаковые лакированные сыры, которые продаются на городском рынке. "Чем смогу, угощу" - оправдывается хозяйка, и идет в погреб за кувшином домашней араки.
Черный пес степенно садится у порога, наблюдает, иногда тихо вздыхая. Валина открывает банку компота:
- Ягоды в лесу собирала, дикая малина, ежевика. Очень много в этом году их. Медведи любят малину, разворотили кусты, наследили вокруг, - рассказывает она, разливая компот по стаканам, запивать араку.
Мы спрашиваем про волков - много ли их в ущелье, подходят ли к деревне?
- Подходят совсем близко. Не то что вой слышно, их видно. Две ночи назад подобрался один к ограде, изодрал корову, пришлось ее зарезать утром. Да и вчера один волк спускался, пес его отгонял, - говорит хозяйка и, помолчав, добавляет, - Но что там собаки, они и сами волков боятся. Да вы ешьте, не сидите так. Такого сыра в городе не найти!
Гостям в горах рады, гости считаются благословением Божьим, и хозяйка с удовольствием сидит с нами и рассказывает про свою жизнь - ярко, живо, без той тяжелой привычной усталости, которая так часто звучит в словах стариков и вызывает чувство грусти и страха.
- Я тут предлагаю соседям: собрать денег, залить бензина кому-нибудь и съездить в Дзау, к начальнику районной администрации. Пусть дадут нам разрешение на одно ружье какое-нибудь, чтобы было, чем отгонять зверя. Было раньше ружье у одного из здешних, но его забрали пару лет назад. Сейчас после заката вообще на улицу не выйдешь, волки пока с волчатами - агрессивные. Напал вот вчера на скот мой, а что я могу - вышла на крыльцо, стала шуметь, кричать, чтобы испугать волка. Как еще?
Ближайшая школа - в Кирове, еще одна - в Квайсе, из села туда ходить на учебу - далеко. Внук Валины живет с матерью в Квайсе, приезжает к бабушке только на лето. Пока мы сидим за столом, ребенок присаживается на крыльце рядом с собакой, достает старенький телефон. До нас долетают звуки какой-то игры, стрекот сверчков и шум речки.
- Мы с сыном не уедем отсюда. Я предлагала ему купить дом в Квайсе, но он отказывается, говорит, не хочет туда. Вообще уезжать не хочет. А если он остается, то и я никуда не поеду, - улыбается Валина и сразу меняет тему, показывает склоны, на которых больше всего черники.
Когда час спустя мы выходим из дома, хозяйка провожает нас до калитки и указывает вглубь долины, ниже по течению реки: там под ярким солнцем видно еще несколько крыш. Валина показывает на одну из них, объясняет: хозяева приехали из Владикавказа, отремонтировали отцовский дом.
- Отцовская земля слаще, - улыбается она.
На выезде из деревни, выше по склону, среди деревьев прячется еще один дом - там жил Нафи Джусойты, драматург, писатель, поэт, которого часто называют "символом осетинской интеллигенции". Дом стоит пустой, лестница на второй этаж давно обвалилась, доски сгнили. Только крыша видна на фоне голубого неба.
Мы доезжаем к озеру Коз через час. Знакомая по фотографиям панорама, открывающаяся сразу с дороги, все равно застает врасплох. К такому никак не подготовиться: темная, словно металлическая поверхность воды под потемневшим от облаков небом, яркая зелень листвы и хвои по берегам, оглушительная тишина, в которой даже голоса отдыхающих на берегу гостей на нескольких машинах доносятся словно издалека.
Мы собираем валежник и разводим костер, слушаем плеск крохотного ручейка, который после дождя разливается до полноводной реки. Дым от костра тянется к воде, лучи закатного солнца пробиваются к земле, и лес по берегам окрашивается в золото. Синхронно достаем фотоаппараты.
В город возвращаемся уже ночью, проезжаем знакомые места, поворот к деревне, в которой были днем. Вспоминаются строки из песни Ахсара Джигкаева "Бедное село свернулось у склона горы" ("Мæгуыр хъæу тымбылæй хохрæбын хуыссы").
В темноте за нашими спинами воют волки.