Клены опадают осенними звездами, хрупкими, светлыми, остроконечными… В утреннем тумане так и светятся на черной земле. Поздняя осень притаилась на самых верхушках деревьев. Едва касается тонких, ломких веток своими птичьими лапами и роняет последнее золото на остывшую дорогу, по которой совсем скоро пройдет зима.
Но прежде зимы пройдет по извилистым, крутым дорогам Осетии-Алании необычный путник. Время застынет в эти ноябрьские дни, и утренние туманы, и сиреневые сумерки станут еще тише, чем раньше. Замрут в почтении по обочинам камни, не знающие времени. И птица, готовая вспорхнуть ввысь почуяв зиму, будет склевывать с небосвода холодные искорки и ронять ему под ноги, под копыта его белокрылого коня.
Осень теперь невесомая, прозрачная, дворники уже сожгли ее рыжую шубу. Расцарапали метлами пепловые залысины на земле. Сидят у костра и пьют араку. Праздничная неделя ноября дымится - Лаегтыдзуары къуыри. От Моздока до Цхинвала. С первой ночи Гаелаергаевдаен Хуцаубон, когда откормленный бычок с разноцветными лентами на рогах идет на заклание, до последнего дня, когда праздник проводят: "Уастырджийы фаедзаехсаен!"
Семицветной дугой от земли к земле через небеса… Суетливое время в городе. Все смотрят под ноги, переставляют их энергично - столько надо успеть сделать за неделю. Сколько дорог пройти, порогов переступить. Мужчины загодя званы в гости. Женщины домой спешат – три ребра варить, три пирога печь, молиться за своих мужчин, не смея даже имени их покровителя всуе вслух произносить. Будут шептать: "Лаегты Дзуар, Лаегты Дзуар…" - замешивая тесто. "Лаегты Дзуар, Лаегты Дзуар!" - ломая в руках белый сыр для начинки. И прикроют глаза, заслышав, как за накрытым их руками столом мужчины творят Кувын...
Мясники теперь ног не чуют: столько скота забьют в эту неделю! Продают жертвенное мясо не покладая рук. Откладывают "своим" помоложе, чужим и так сойдет. На мясо теперь спрос велик.
А мальчишки во дворах глазеют в небо: "Хоть раз бы увидеть всадника, застывшего в золотистых облаках…" Над горными пиками, над крышами городов, сел. Говорят, в одном маленьком городе следы крыльев его чудесного коня Арфаена по сей день в небе разглядеть можно. Сколько лет прошло, а люди помнят, какой снегопад принес он однажды на своих крыльях. Снег сыпал три дня или три года…
Пока дети в небо смотрят, взрослые спорят до хрипоты: "Три дня. Нет, три года. Молодой был. Нет, старый. Борода была. Нет, не было…!" В шуме этих споров даже Терек с Лиахвой утонули. А они все смотрят в небо, надеются его картинного, лубочного в плаще, летящем по осеннему ветру узреть… Только зря. Нет его в небе над нами.
Едем в дорожной толчее через всю святую неделю. Железо с железом спорит, сигналит, бесится. Деньги соперничают с деньгами, власть с безвластием, гордыня с тщеславием. А на дороге старик. Откуда он здесь, худой, уставший, брошенный всеми, седобородый? Идет куда-то пешком. "Совсем из ума выжил!" – сигналят водители, орут, сквернословят. А он идет себе, словно и не слышит, не оборачивается и с дороги не уходит. Глаза слезятся от холода…Или плачет?
Несется Алания мимо, словно бешенный хаераег. Суетливая неделя - Лаегтыдзуары къуыри, столько всего надо успеть, столько порогов переступить, столько раз Ему помолиться. Огненной аракой, терпким пивом… Вот и некому посмотреть, что ноги того старика земли не касаются, идет он над землей и плачет.
Уходит куда-то…
Навсегда.