Есть две войны: одна — с громкими подвигами и наградами. Славой осетинских генералов, с приказами Генералиссимуса, в которых осетинские фамилии гремели голосом Левитана на всю Советскую страну. А есть война другая, где было тихое терпение, стиснутые зубы, сжатые руки, повседневные подвиги преодоления и вечного ожидания…
Безмолвная, безымянная, скромная война-жизнь. Женщин, стариков и детей…
Накануне 9 Мая всегда плачу.
"Мама, не плачь, ведь эту войну мы уже выиграли", — утешает мой старший сын.
"Да, мой мальчик, выиграли, — спешно вытираю глаза, — но если бы ты знал, какой ценой, какой ценой…"
Ему не понять, если не рассказать, и я рассказываю…
Мария
Моей бабушке, Марии Джиоты, было 28 лет.
В то утро, заплетая косу, она увидела первые седые волосы — длинные, серебристые… На секунду дольше, чем обычно, она всматривалась в собственное отражение в круглом зеркале. А потом быстро закрутила косу "дулькой", и заколола шпильками. Только она одна теперь и знала, что таит каштановая копна ее волос.
Мария уже проводила на войну четырех родных братьев: Степана, Вано, Ленто, Тараса.
Теперь, на фронт уходил ее муж — Кужи Биазарты.
"Слушайся мать", — сказал Кужи старшему сыну так ровно, как говорил каждое утро, перед тем как уйти на работу, а младшего, любимого Кокору — потрепал по голове.
Мария вышла за ворота вместе с сыновьями. Она смотрела вслед мужу, уходящему по тихой, залитой солнцем улочке, пока он не скрылся за поворотом.
Наши липы тогда были еще крохотными саженцами, а сладкую туту у ворот еще даже не посадили.
"Сумасшедший, — сказала Мария подоспевшей соседке, — у него порок сердца, он мог дома остаться…".
Но в голосе ее звучала гордость, она знала, что такое даже представить невозможно.
Детей на лето Мария отправила в деревню Котанто, где легче было пережить тяжелое, голодное военное время.
Что за деревня была Котанто! Там звезды ходили по небосводу, словно жирные коровы на горных пастбищах. Можно было протянуть руки и доить их ночь напролет. А белое млеко текло за рукава, заливая глаза и склеивая веки сном.
Днем сияло солнце, и облака плыли между домов…
Здесь ничего не должно было напоминать о войне… Ничего и не напоминало. Только в деревне не было мужчин. Ни одного, лишь древние старики.
Козиан
Родной брат Кужи — Руха, тоже ушел на фронт. Здесь, в Котанто, осталась его жена — Козиан, одна осталась, с пятью детьми, в ожидании шестого.
Про нее говорили, что она "читает по звездам"…
Маленький Кокора часто видел жену своего дяди безмолвно глядящей в ночное небо.
Стоит Козиан, глядит в небеса, а звезд так много, что бездонная тьма делается от их сияния светлее, и вечная ночь словно отступает. Худая, молчаливая, работящая невестка лишних слов никогда не говорила, ко всем детям была одинаково строга. Но как-то, заметив племянника, глазеющего в небо, приласкав, рассказала ему: "Есть старинное осетинское поверье, на лунной поверхности можно увидеть двух всадников. Белого и Черного. Один настигает другого. Погоня эта может длиться вечно, но если Белый всадник все же настигнет Черного, то быть беде".
И беда случилась. Однажды, "читая небо", Козиан увидела, как Белый настиг Черного.
Поутру Козиан была в трауре. Вся в черном сидела она, положив худые, мозолистые руки на круглый живот.
"Руха`погиб, — сказала она родственникам, — он не вернется с войны".
О судьбе Руха Биазарты долго не было никаких вестей. Лишь когда с фронта вернулись односельчане, кто-то рассказал, что Руха` погиб во время фашистской атаки, выходя из окружения…
Хоть о его гибели Козиан рассказали и небо, и люди, до самой смерти своей она ждала мужа домой.
Копа
Был у Кужи и Руха старший брат — Копа. Он был уже стариком, и призыву не подлежал. Копа был из раскулаченных, бесстрашный, дерзкий, невероятной физической силы. Говорят, он был абреком и превосходно знал дорогу через перевал. Мог провести по ней стадо при любой погоде с закрытыми глазами.
Кто-то из местных указал на него русским офицерам, которые искали проводника в тяжелых зимних условиях.
Под Владикавказом шли ожесточенные бои, подкрепление из Закавказья, очевидно, должно было прийти на помощь Северо-Кавказскому фронту.
Узнав, что ему предстоит провести военных, Копа отказался показывать дорогу: "Я каждый день молюсь, чтобы освободители пришли, и мои земли мне вернули", — заявил он офицерам. Взбешенные, те арестовали старика, и, завязав ему глаза, имитировали расстрел. "Зачем глаза завязали, я что, пулю не видел?", — с презрением бросил им Копа.
Когда раздалась команда: "Огонь!" — он даже не дрогнул.
Почему военные оставили его в живых? История умалчивает.
Но было нечто, что сыграло свою роль.
У этого "ненавистника" советской власти был один единственный сын — Ибрагим. И этот единственный сын был на войне. В рядах Советской Армии.
По семейному преданию, именно это обстоятельство произвело неизгладимое впечатление на русских.
Братья
Братья Марии Джиоты писали с фронта письма. Мария особо любила Тараса, он сбежал на фронт мальчишкой, подделав возраст в метрике…
"Вернусь, как только добьем фашистскую гадину!" — выводил он в "образцово-бравых" письмах сестре…
Плакала она или улыбалась? Теперь никто и не скажет…
Зимой 43-го, где-то посреди бескрайней России, на безымянном полустанке, остановились два военных эшелона. Остановились на считанные мгновения…
В вечерних сумерках красноармеец Тарас выскочил на перрон набрать кипятка. Из поезда, что стоял напротив, выскочил такой же солдат. У чана с кипятком они взглянули друг на друга. Два родных брата — Вано и Тарас Джиоты. Сколько времени у них было? Минута, две… Набрали кипятка и разошлись. Составы тронулись и разъехались в разные стороны… по разным фронтам…
Больше они никогда не виделись. Никогда.
В 44-ом Вано пропал без вести. Эта странная встреча на заснеженном полустанке, затерянном во времени и пространстве, словно Богом была им дарована. В последний раз.
Тарас в пехоте дошел до Берлина. Без единой царапины, с высшими военными наградами. Пройдя путь от рядового до майора. Но 14 мая 1945 года это везение закончилось, словно срок вышел. В Берлине его ранило шальной пулей. По семейному преданию, от этой раны двадцать лет спустя он и скончался.
Руха Биазарты погиб на фронте. Девочку, которая родилась у Козиан, гадавшей по звездам, уже после его ухода на войну, он так никогда и не увидел.
Ленто Джиоты попал в плен, Вано Джиоты пропал без вести.
Кужи Биазарты вернулся домой.
Чем встретила его Родина?
Тихим вымиранием.
Вокруг не было ни одной семьи, где не погибли бы мужчины, не было ни одной женщины, которая не носила бы траур.
И очередным этапом геноцида.
В 1944, воспользовавшись "моментом", пока мужское население Южной Осетии героически гибло на фронте, руководство Грузии, ликвидировало осетинские школы, на территории ЮО, и на всей территории ГССР.
Мария Джиоты — учительница осетинского языка — осталась без работы. Теперь ее профессия была никому не нужна. К концу войны она заплетала, и заворачивала "в дульку" целиком седую косу.
Война… Победа…
Ценой непомерного одиночества, сиротства, вселенского вдовства и общенационального траура.
Ценой неутолимого горя и такой нечеловеческой боли, что она передается из поколения в поколение, с кровью, с молоком и образом мысли.