Ян Габараев
До войны в Южной Осетии в августе 2008 года американский журналист Марк Эймс работал редактором сатирического московского таблоида "The eXile", который, вплоть до своего закрытия, пользовался репутацией наиболее непредвзятого и непритязательного англоязычного СМИ в России. Их политика в освещении всех без исключения событий была компактно и красноречиво выражена в официальном девизе таблоида — "We shit on everybody equally" ("Мы поливаем грязью всех одинаково").
В конце 2008 года российская редакция "The eXile" прекратила свою работу, но Марк Эймс успел за это время выпустить ряд материалов о событиях августа 2008 года, которым он сам невольно стал свидетелем. Не меняя позиции своего издания, он рассказывал неудобную правду о мотивах западных держав в войне в Южной Осетии, позорной и кровавой действительности боевых действий.
После закрытия издания, Марк Эймс стал все реже появляться на страницах международных СМИ, а потом и вовсе исчез с информационного фронта. Но совсем недавно журналист вновь "засветился", и в этот раз уже на маленькой независимой радиостанции "The Patreon", где он поведал всегда актуальную истину о событиях десятилетней давности.
"Любому более-менее проницательному человеку очевидно, что (тогдашний президент Грузии) Саакашвили не дружит с головой. И если такой кретин обещает, что он не применит оружие, значит надо готовиться к войне", — рассказал он в эфире радиостанции.
Марк Эймс прибыл в Южную Осетию 9 августа вместе с российскими военными, по заданию журнала "The Radar".
За день до поездки он посетил небольшое приграничное село в Северной Осетии, куда массово съезжались беженцы из пылающего Цхинвала: "Лица этих несчастных людей отпечатались у меня в памяти. На них читались злость и разочарование от обманутых ожиданий. Они недоумевали, почему Саакашвили начал их бомбить через час после того, как заявил, что Грузия не применит оружие".
Джефферсонская демократия
На российском БТРе Марк добрался до ближайшего пресс-пула, где десятки иностранных журналистов выжидали удобного момента для сенсационного репортажа. Он вспоминает, что уже в первые часы войны корреспонденты западных изданий демонстрировали поразительную солидарность: про Южную Осетию все забыли, будто ее не существовало, а говорили только о "грузино-русском конфликте".
"На западе продвигали идею, что осетины, как народ, — это плод российской фантазии, и поэтому журналисты пытались исключить Южную Осетию из конфликта, и выставить все как российскую агрессию против демократической Грузии", — говорит Эймс.
В представлении западной прессы, рассказал Эймс, мотивом конфликта послужила зависть России к Грузии, которая являла собой образчик так называемой "Джефферсонской демократии" (теория, впервые сформулированная американским политическим деятелем Томасом Джефферсоном): "Грузины смогли установить демократию, а России было сложно с этим ужиться, поэтому русские, без всякого повода, решили уничтожить Грузию — именно так они себе это рисовали".
Баня с президентом и почетное гражданство
Среди множества лиц в пресс-пуле Марк Эймс узнал известного репортера The New York Times, но встреча едва ли была дружеской: "Незадолго до приезда, из очень надежных источников я узнал любопытные вещи про западных журналистов — и видеть этих же людей вживую мне было, откровенно говоря, неприятно".
Как рассказал Эймс, за несколько месяцев до боевых действий президент Саакашвили пригласил в Грузию около десяти корреспондентов авторитетных изданий, и каждый из них был удостоен почетного гражданства Грузии — об этом журналисты благоразумно умолчали: "Саакашвили может и психопат, но он очаровательный парень, и, как и любой грузин, не лезет за словом в карман. Он пригласил этих журналистов к себе, ходил с ними в баню, выпивал, произносил красивые тосты, а в конце подарил им гражданство. А потом мы удивляемся, почему западные СМИ так рьяно защищали Грузию в этой войне".
Тропой войны
Вместе с колонной российской бронетехники Марк пересек Рукский тоннель и направился в Цхинвал. Он восторженно рассказывает о невиданной природной красоте, которая открылась его глазам после бесконечного темного тоннеля: "Мощные древние горы упирались в небо, а внизу, над пропастью, раскинулся бескрайний зеленый ландшафт — это волшебное зрелище".
Но уже на подходах к Цхинвалу запах войны доносился все отчетливее: пленительное великолепие живописных пейзажей сменил тягостный вид сожженных дотла деревень, уничтоженной военной техники и автомобилей: "Все здания в городе, которые бомбы не сравняли с землей, были повреждены. Грузины даже разбомбили базу российских миротворцев. Но больше всего мне запомнился сожженный танк рядом, кажется, с музыкальным колледжем (здание Совпрофа). Его башню подорвало с такой силой, что она отлетела на десять метров и врезалась в землю, и осталась стоять там на боку".
По долгу профессии Марк часто путешествовал по горячим точкам: побывал в Чечне, в Косово. Но, по его признанию, именно в Цхинвале он первый раз увидел настоящее поле боя. Эмоции были настолько сильные, что, вернувшись в Москву, он долго не мог отойти от увиденного.
Успехи грузинской армии в первые дни войны придали командованию неоправданную уверенность в своем могуществе, за что они в дальнейшем жестоко поплатились, вспоминает Марк: "По телевидению выступал командующий ВС Грузии и заявлял, что в Южной Осетии восстановлен конституционный порядок. Грузия ликовала, но недолго".
К тому времени российская 58-я армия перешла Рукский тоннель и, при поддержке авиации, начала контрнаступление: "Вся грузинская армия, вся эта маленькая, но хорошо подготовленная машина для убийства, просто скорчилась и исчезла под натиском русских".
Вьетнамский синдром и галстук Саакашвили
Из охваченного войной Цхинвала Марк Эймс направился в грузинский город Гори, где в это время происходила массовая эвакуация мирных жителей.
Он вспоминает, что город пребывал в панике перед страхом, что русские собираются захватить всю Грузию: "Саакашвили впал в истерику, да так, что начал жевать свой галстук: он был уверен, что Россия вторгнется в Тбилиси и возьмет под контроль всю страну. А в это время западные журналисты в Гори были заняты поиском улик военных преступлений, совершенных российской армией. Они все пытались найти кассетную бомбу, чтобы обвинить русских в бесчеловечности. Ничего не нашли".
Журналист вспоминает, что когда поражение грузинской армии стало неизбежным, паника и ужас на лицах местных жителей сменились недоумением: "Никто не понимал, зачем была нужна эта война. Грузины, вообще, не любят воевать. Они любят произносить тосты, очаровывать людей, бегать за женщинами, быть командирами — но воевать никто не хочет".
Там же, в Гори, Эймсу довелось встретиться с российскими офицерами: "Я вырос в эпоху вьетнамской войны, и мне знакомо чувство, когда твою страну унижают. И видеть русских в небывалом подъеме духа, русских, которые, в 90-е, казалось, растеряли все свое былое могущество, а теперь одержали уверенную победу — мне, было, признаюсь, неприятно. Я увидел американские автоматы и униформу, которые моя страна подарила грузинской армии, а те их просто оставили на произвол судьбы и убежали — и снова испытал то самое чувство унижения и беспомощности".