Поздней осенью 1992 года героя абхазской войны и просто крутого парня Андрейку Козаева назначили начальником югоосетинской таможни. Я был в числе первых служащих этой военизированной организации. Тогда мало кто отваживался там работать: запросто можно было нарваться на пулю оголтелого бандита. Мы ведь сопровождали проезжающие транзитом через нашу непризнанную республику колонны, а эти головорезы нападали на фуры. Отчаянные были ребята, ничего не скажешь, со многими из них я мерз в засадах. Но работа есть работа, и фронтовое наше товарищество переросло в непримиримую вражду. Не раз между нами вспыхивали перестрелки.
Вот тут-то и появлялся Андрейка на белом "Москвиче"-каблуке. Не обращая внимания на стрельбу, он шел на грабителя, отнимал у него автомат и ломал бандюге челюсть. Мы только диву давались, откуда в девятнадцатилетнем парне столько силы духа, и гордились нашим командиром.
Нападения на колонны стали реже, дело как будто налаживалось, и мы вздохнули свободней. Штаб-квартира таможни располагалась тогда на седьмом этаже дома правительства, и по утрам, бряцая оружием, мы набивались в одну из неотапливаемых комнат. Андрейка распределял, кому на какой пост идти. Четыре человека ехали в Ванел, четверо оставшихся топали на ТЭК. Дружный коллектив, общее дело, один за всех и все против мародеров, уважаемый командир — чего еще нужно? Живи, таможня!
Как-то Андрейка привез меня к турбазе, возле которой выстроилась колонна фур, и сказал:
— Я в Тамарес, посмотрю, а ты здесь постой, и до моего возвращения чтобы ни одна машина с места не сдвинулась.
— Как скажешь, — я не хотел облажаться перед командиром, с которым прошел войну, и держался бодрячком. — А ты скоро?
— Не знаю, как получится, — он передал мне свой автомат. — На вот, бери и стреляй если что.
Андрейка уехал, а я подошел к головной фуре, постучался в дверь, стекло спустилось, из окна выглянул пожилой небритый армянин и заныл:
— Когда поедем? Уже сутки тут стоим, устали…
— Будем стоять здесь сколько нужно, — сказал я жестко. — И без моего разрешения никто не трогается с места!
Я отошел за обочину, прислонился к сосне, осмотрел оружие и, передернув затвор, поставил автомат на предохранитель. Было холодно, я стал мерзнуть и уже хотел погреться в кабине КамАЗа, но тут возле меня притормозила иномарка, оттуда выскочил К., и мы, поздоровавшись, обнялись по цхинвальскому обычаю. Он спросил, правда ли, что я собираюсь жениться. Ну да, вот только накоплю деньжат на обручальное кольцо из белого золота. А обычное желтое не подойдет, у меня есть пара штук, продам недорого. О нет, что ты, моя девушка сама необычная, пусть и кольцо у нее будет такое же. А хочешь, мы похитим ее, предложил К., помолчав, ты только скажи, и вечером она будет у тебя дома, а то пока накопишь, то да се, она может за другого замуж выскочить. Да зачем же красть девушку, которая уже и так согласна? Верно, слушай, ничего, если я заберу один КамАЗик?
— В смысле заберешь?— сердце мое застучало за афганкой. — Эй, погоди!
Но К. уже не слушал, он подбежал к головной машине, поговорил с водителем, тот завел двигатель, и груженый КамАЗ тронулся с места тяжело как танк. Сам К. прыгнул в иномарку, погнал вперед и, высунув из окна руку, махал: дескать, дуй за мной!
— Эй, глуши мотор! — крикнул я водителю, но тот проигнорировал меня. Пришлось стрелять сначала в воздух, а потом уже в кузов. Фура остановилась, из кабины вылез водитель и, увидев на борту следы от пуль, схватился за голову:
— Там же коньяк внутри, ара, что ты делаешь?
— Да плевать на коньяк! Ты хоть знаешь, кто твой гид?
— Знаю, он обещал сопровождать меня до Владикавказа!
— Да ничего ты не знаешь! Он тебя ограбит, без штанов оставит, а если окажешь сопротивление, искалечит или убьет! Тебе это надо?
— Нет, ара, не надо…
— Мы не просто так вас собрали в колонну, а чтобы защитить от мародеров, а человек, за которым ты хотел поехать, и есть мародер, усек?
Подлетел К. и начал орать, что мы больше не друзья, что отныне он знать меня не желает. Мы с ним наговорили друг другу всякого, хорошо до стрельбы не дошло. Он пожалел, что вытащил меня из одной передряги, типа пригрел змею, и она уже кусается, ядом, тварь, плюется. Я, конечно, в долгу не остался и напомнил К., что из-за него погиб наш товарищ: ты его под пули подвел на ровном месте! Ох и взбеленился же он! Конечно, я перегнул палку, но замечу, что К. никогда ниоткуда меня не вытаскивал, просто вообразил, будто спас мою задницу в одном бою. На самом деле К. в этой перестрелке близко не было, может, кто-то и вырвал меня из когтей смерти, но только не он, пусть рассказывает сказки другому!
Наконец К. прыгнул в свою иномарку и умчал. Только уселась пыль, как появился "Москвич"-каблук, оттуда вылез Андрейка, осмотрел колонну и спросил, все ли в порядке. Как обычно, говорю. Командир понимающе кивнул и велел мне сесть в головной КамАЗ.
— Поедем через Тамарес, — сказал он. — И если колонну остановят, то стреляй без предупреждения.