Новость о том, что новым главным редактором литературного журнала "Дарьял" стал Алан Цхурбаев, общественность Северной Осетии встретила положительно и с большой радостью. Сам Алан писал в своем блоге, что предложение от Ольги Тотровой (главный редактор "Дарьяла" после смерти Руслана Тотрова — ред.) возглавить журнал было очень неожиданным и поначалу вызвало сомнение в собственных силах. Но после слов Ольги Эрнестовны о том, что сам Руслан Хадзыбатырович видел в Алане своего преемника, он согласился. В своем блоге Алан также писал, что несколько дней не решался сесть в кресло главного редактора. О том, как проходят первые дни в новой должности, какие уже есть планы и первые задумки, а также как 20 лет назад начался его творческий путь на страницах журнала "Дарьял", Алан Цхурбаев рассказал в интервью корреспонденту Sputnik Анне Кабисовой.
— В какой момент ты все-таки решился сесть в это кресло?
— Я наверно только на третий день сел в это кресло. Сначала я не мог спокойно находиться здесь и правда не осмеливался первые пару дней садиться в него, потому что с этим кабинетом у меня связаны совсем другие воспоминания и мысли: когда-то давно, много лет назад, я в первый раз попал в кабинет к Руслану Хадзыбатыровичу Тотрову — это то место, откуда начался мой совсем небольшой, но все-таки писательский путь. То, как Руслан Хадзыбатырович почти двадцать лет назад поддержал нас, молодежь, и, не побоюсь этого слова, стал нашим старшим другом, все это сделало мое назначение очень волнительным и эмоциональным. И только вчера, на третий день, я сел в это кресло. Я ничего не делал, просто сидел и проникался атмосферой, смотрел в окно, думал и чувствовал. У меня ощущение, что я вернулся в очень родное для меня место, но уже в другом качестве.
— Расскажи предысторию вашего знакомства с Русланом Хадзыбатыровичем — Алан нашел Руслана Тотрова, или наоборот?
— Было так. Я учился на втором или третьем курсе и Руслан Бекуров однажды сказал, что есть журнал, который готовит молодежный выпуск. Тогда "Дарьял" как раз придумал свой пятый молодежный номер, он так и назывался "Пятый молодежный номер". Я загорелся, потому что на тот момент у меня был как раз написан один рассказ, его я и передал Руслану Бекурову. Он отнес его в редакцию и через несколько дней сказал, что главный редактор "зарубил" рассказ и публиковать его не будут. Причину отказа не озвучили, но я предполагаю, что просто рассказ был дурацкий — во-первых, он был маленький, а кому нужен один маленький дурацкий рассказ? Ну, а во-вторых, этот рассказ, как и у многих людей молодого возраста, которые только начинают писать, был о дожде. Я хорошо помню, как писал его в своей комнате: за окном шел дождь и я начал что-то сочинять.
Рассказ был о том, как парень с девушкой сидят в номере отеля, за окном идет дождь и они разговаривают о чем-то незначительном и совершенно не имеющем смысла. А в конце оказывается, что этот отель уже много лет закрыт и там никого не могло быть. Я же говорю, что это был ужасно банальный сюжет и я очень рад, что его не опубликовали, а потом он потерялся и я счастлив, что он больше не существует. В том "Пятом молодежном номере" опубликовали рассказы Руслана Бекурова и Сослана Мамсурова и я им страшно завидовал, но через год у меня уже появились новые рассказы и меня тоже опубликовали. Тогда я и познакомился с Русланом Хадзыбатыровичем. Общаясь с нами, он заражал уверенностью и это давало силы и желание продолжать. Это не громкие слова — он действительно выстраивал с нами очень дружеские и доверительные отношения.
— А до этого рассказа были еще какие-то попытки писать?
— Нет, это была первая попытка. Просто я читал книги, и в один момент у меня появилось желание самому что-то написать.
— Можно сказать, что отказ опубликовать этот рассказ о дожде и то, что в том молодежном номере напечатали рассказы твоих друзей, тебя по-хорошему разозлило и вдохновило?
— Мне очень повезло с людьми, которые окружали меня в студенческие годы — они оказали на меня очень большое влияние, и я никогда этого не скрываю. Они заразили меня своим желанием заниматься творчеством — это касается не только литературы, но и музыки.
— Была ли со стороны Руслана Хадзыбатыровича цензура?
— Такого никогда не было. Да и мне не кажется, что в моих рассказах было что-то, что могло вызвать негативную реакцию общества — слишком откровенное, или еще что-то. Но Руслан Хадзыбатырович был человеком очень демократических взглядов, с хорошим вкусом в литературе. И я думаю, что он мог печатать на свой страх и риск очень многих молодых местных писателей, если считал это необходимым, которые вызывали возмущение у наших авторитетных авторов старшего поколения.
— Были ситуации, когда Руслан Хадзыбатырович вмешивался в текст, советовал что-либо изменить, или улучшить?
— В моей мини-повести "Огни дискотек" изначально была финальная фраза, которую он убрал. Он объяснил мне, почему ее нужно убрать, и я сразу все понял и, действительно, рассказ зазвучал лучше. Я помню и ценю то его объяснение, потому что это был отличный совет.
— Какие писатели были тебе близки в те времена?
— Я помню, что тогда мы где-то разыскали книжку Джека Керуака "В дороге", и она произвела на меня сильное впечатление. Вообще, в те времена я сильно увлекался американской прозой XX века и помню, как в 11 классе прочитал повесть "Над пропастью во ржи" и то, как она меня перевернула. Тогда я читал запоем, но, в первую очередь, американскую и французскую литературу.
— А кого из французов?
— В первую очередь, Камю. Его проза произвела на меня невероятное впечатление, и я настолько был одержим его идеями, что когда успешно закончил университет, и мама спросила меня, что бы я хотел получить в качестве подарка к этому событию, я попросил пятитомник Камю — полное собрание всех его произведений, который незадолго до этого я увидел в магазине. Она подарила мне этот пятитомник, и я до сих пор периодические его перечитываю. Моя любовь — ранние алжирские рассказы. Это то, что навсегда останется внутри меня.
— Как ты выходил из безысходности, которая есть в его литературе?
— Я не согласен с этим утверждением и не понимаю о чем речь, о какой безысходности? Проза Камю дарит мне счастливые чувства, если не углубляться в конкретные философские рассуждения, что может занять очень много часов. Да, я действительно чувствую, что Камю испытывал нечто — те же чувства, что испытывал и я — просто он гений, который смог это выразить. Наверно, писательский талант в этом и заключается — чувствуем-то мы все, но не каждый может выразить эти чувства на бумаге.
Когда во мне слишком долго что-то бродит, и я никак не могу воплотить свою задумку в рассказ или в песню, то испытываю от этого дискомфорт и печаль, а если наконец получается что-то создать, то это, конечно, дарит массу приятных эмоций. И я очень рад, что, в каком-то смысле, я вернулся если не в литературу, то хотя бы в эту атмосферу, и сейчас буду больше вращаться не в журналистских кругах, а в писательских. Ведь я пришел в журналистику из писательства, и сейчас у меня ощущение, что я возвращаюсь туда, откуда я когда-то начал, и это дарило мне много положительных эмоций.
— Как мама оценивала твое творчество, что она говорила, когда опубликовали первые рассказы?
— Когда в 1999 году в журнале опубликовали "Огни дискотек", то я стал самым популярным писателем "среди моей мамы". Она была большой поклонницей той мини-повести, но последующие рассказы, в которых я попытался изменить стиль изложения, она критиковала. А изменил я стиль, потому что мне надоел этот искренний поток сознания от первого лица, мне захотелось уйти от этого в более отчужденную форму изложения. И я начал писать рассказы от третьего лица. Но в итоге они мне и самому не нравились, так что с мамой я согласен полностью. Конечно, если бы она сейчас была жива, то была бы очень счастлива моему назначению, это бы стало фантастической радостью для нее.
Родители были очень начитанными, что, в принципе, в то время для Советского Союза не было чем-то из ряда вон выдающимся. Они выписывали журнал "Иностранная литература" и когда я чуть подрос, то стал перечитывать все номера прошлых лет и находил много интересных авторов. Конечно, это формирует творческий потенциал, а с другой стороны, творчеством становятся и какие-то события в твоей жизни, которыми ты хочешь поделиться. Вот есть Тамерлан Тадтаев, который никогда не писал рассказы, только воевал и ему было уже за сорок лет, когда он вдруг не смог больше держать в себе все пережитое и стал им делиться. И родился отличный писатель.
— Сделала ли повесть тебя ближе к маме? Ты же закрытый человек, и может быть, она узнавала тебя больше, когда читала твои рассказы?
— Я надеюсь, и мне хочется верить, что мама узнала меня больше благодаря той повести, в которой было очень много фактов из моей настоящей жизни и моих мыслей. Но, по факту, мы не то, чтобы стали намного ближе, просто мы всегда отлично дружили.
— Насколько трудно быть искренним? Все-таки ты раскрываешь себя широкой публике.
— Я не знаю, задачу быть искренним я перед собой не ставлю, просто я чувствую в себе какую-то речь и делюсь ей.
— Удалось ли тебе приучить сына к чтению, насколько Гайто любит книжки?
— Старшему сыну 9 лет, и он очень любит читать и конечно же знает, почему его назвали Гайто. Для меня Гайто Газданов — один из самых любимых писателей, и я очень рад, что мой сын носит его имя.
— Если мы заговорили о Гайто Газданове… Если бы не было эмиграции и всей трагедии в его судьбе, как ты считаешь, были бы его произведения настолько же сильными?
— Конечно, если бы всего этого не случилось, Газданов был бы совершенно другим писателем. Резкие перемены, которые случаются в молодом возрасте у человека творческого склада, требуют выхода и дают толчок к чему-то… Если бы в моей жизни не было переезда из Тбилиси во Владикавказ в 1991 году, то, как минимум, не было бы повести "Огни дискотек", которую, кстати, очень любил Руслан Хадзыбатырович и, возможно, я бы сейчас не сидел здесь и не стал бы главным редактором журнала "Дарьял".
— В романе "Вечер у Клэр" герой выпадает из реальности, живет в параллельном мире, ты знаком с этим?
— Мне это очень знакомо. Причем это подхватывает в самые неожиданные моменты. Иногда бывает так, что ты просто перестаешь существовать в этой реальности, причем будучи абсолютно трезвым и в хорошем состоянии духа. Случается какой-то щелчок, и непонятно что может служить этому причиной, но тебя переключает, ты на какое-то короткое время просто оказываешься в своем вымышленном мире, но этот мир настолько ярко проступает перед твоими глазами, что порой, когда возвращаешься, испытываешь шок и спрашиваешь себя, а где ты сейчас был.
— Страшно бывает?
— Нет, я люблю эти приключения. Последний раз это случилось со мной на Зеленом рынке, как ни странно.
— Ты продолжаешь в эти моменты двигаться, говорить?
— Нет, я просто стоял на рынке и меня куда-то "понесло".
— Известно, что в редакцию присылают очень много текстов. Тот объем, который уже скопился за последнее время, ты будешь читать?
— Конечно, я хочу посмотреть, но невозможно прочитать все — на электронную почту журнала приходит очень много материалов и невозможно отсмотреть все, что приходило хотя бы за последние несколько лет. В этом смысле я очень доверяю мнению Ольги Эрнестовны Тотровой и Таймураза Алибековича Саламова, которые на первом этапе отбирают то, что по их мнению, достойно серьезного обсуждения для публикации в журнале, и я уже подключился к этому этапу.
— Каков процент местных авторов и тех, кто присылает тексты из других регионов?
— Большая часть — местные авторы, но в то же время мне кажется, что журнал не должен замыкаться на них, ведь "Дарьял" — не осетинский журнал для осетин. Это интернациональный журнал с осетинским акцентом, и он всегда таким был. Хорошо помню, как в конце 90-х в "Дарьяле" опубликовали знаменитое "Столкновение цивилизаций" Самуэля Хантингтона, очень актуальное на тот момент произведение о будущем нашей планеты. Я бы хотел, чтобы журнал продолжил эти традиции расширения горизонтов читателей. Только что я читал переводы немецкого поэта Рольфа Брикманна, которые сделал наш замечательный переводчик Аркадий Золоев. Мне кажется, что это уникальный контент — это стихи, которые раньше не были переведены, и вот наш осетинский переводчик сделал это. Замечательные стихи, мне очень понравились, и я думаю, что они будут опубликованы в ближайшем номере.
— Готов ли ты уже к ситуации, когда к тебе приходит молодой автор с рукописью, и тебе надо быть откровенным в оценке его творчества. Сможешь ли ты сказать "лучше не пишите", или ты постараешься как-то мягко выйти из ситуации? Как поступать правильно, чтобы не сломать судьбу человеку, почувствовать, есть ли талант?
— Я даже уже представлял ситуацию, когда ко мне приходит какой-нибудь молодой автор и дает мне рассказ о дожде… Честно, я не знаю, как я отреагирую, у меня еще нет этого опыта. Конечно, я бы постарался найти что-то, за что можно зацепиться и даже если я не буду публиковать рассказ в журнале, то все равно я бы хотел поговорить с автором и объяснить ему, почему я не готов публиковать его творчество сейчас и как, возможно, стоило бы сделать так, чтобы в следующий раз у него получилось лучше. Я имею ввиду, что я не тот человек, который скажет напрямую: "Знаешь, тебе лучше не писать".
— Есть уже какие-то первые замыслы и задумки, которые будут воплощаться?
— Пока я ограничусь тем, что скажу о намерении продвигать журнал в социальных сетях и, в целом, в Интернете. Конечно, это необходимо делать, и в самое ближайшее время мы начнем эту работу. Что касается самого журнала, то уже есть много идей, коллектив журнала готов их обсуждать, но пока я не могу их озвучить. Пока я пытаюсь сформулировать новые мысли, а потом мы уже обсудим их, что-то пойдет, что-то — нет.
Юрий Астемирович Фидаров в лице комитета по делам печати и массовых коммуникаций готов всячески поддерживать нас. Они очень хотят, чтобы журнал вновь "зазвучал", и к нему вернулась слава былых времен, они часто говорят: "Мы помним как "Дарьял" обсуждался в 90-е годы и мы очень хотим, чтобы к журналу вернулся былой интерес". Весь коллектив журнала тоже этого хочет.
— В следующем номере, который выйдет в апреле, будет уже чувствоваться, что есть ты?
— Наверно, что-то будет чувствоваться, там уже будет моя редакторская колонка, которая станет регулярной, но о какой-то резкой смене имиджа говорить не стоит, мы будем медленно и спокойно работать в этом направлении. Я уже отбираю материалы для нового номера. Только что Тамерлан Тадтаев прислал мне абсолютно свежие рассказы, которые нигде не были опубликованы, и мы с удовольствием их опубликуем. На мой взгляд, Тамерлан Тадтаев — очень важный автор.
— Чувствует ли Алан Цхурбаев, что новая должность уже не даст возможности "рок-н-роллить"? К примеру, публиковать видео, в которых ты едешь в метро в Чикаго и поешь песни с чернокожим попутчиком?
— Нет ничего страшного в том, чтобы иногда "порокнроллить" и похулиганить. Скоро, надеюсь, будут и новые песни от меня. Я не думаю, что должность главного редактора литературного журнала накладывает запреты на другую общественную жизнь, и это не значит, что я буду со всеми теперь исключительно официально общаться — в галстуке и все такое. Я остаюсь таким же открытым и доступным. В социальных сетях и своем блоге я буду продолжать делиться мыслями и реагировать на какие-то события в нашей республике.