— В своих произведениях вы много пишете про 90-е годы прошлого века. Расскажите, о чем вы еще не писали, но многих очень интересует. Речь о внутренних разборках в Южной Осетии в тот период.
— Это для меня была слишком болезненная тема, и цель, в отличие от многих писателей, которые возвращаются к этой теме, у меня была медицинская. Надо было, наверное, выговориться. И я говорил об основных моментах, которые я посчитал нужным озвучить. Есть много вещей, которые я не сказал, потому что это не только моя информация. И когда я буду об этом говорить, то должен получить подтверждение, согласие всех участников событий. Я не дал себе право обо всем говорить.
— Тема Присской трагедии до сих пор окутана множеством слухов и домыслов. Почему вы стараетесь от нее уходить и какое участие вы в этом принимали?
— Я был командиром роты ОМОН, и я делал то, что делали мои ребята. Это, на самом деле, большая болезненная тема для нашего общества. Все, что я хотел сказать по Присской трагедии, я сказал в статье "Прис и политика: спекуляции на крови".
Я буду ссылаться на нее, и скажу то, что написал в конце, если когда-нибудь наше общество посчитает нужным в этой ситуации разобраться и расставить точки над "i", я готов предстать перед любой комиссией для того, чтобы разговаривать на эту тему.
Она болезненная и этой трагедией перевела цепь событий и с одной, и с другой, и с третьей стороны. К этой ситуации еще и привело малодушие тогдашних властей Южной Осетии, потому что никто на себя брать ответственность не захотел. Все сидели и выжидали, чем же закончится противостояние между той группировкой, которая была, и ОМОН. Вполне возможно, что результат мог бы быть другим — противоположный, и вполне возможно, что в той ситуации могли оказаться омоновцы. Но как-то так…
— В 90-х вас считали жестким силовиком, который подавлял недовольство правлением своего отца. Согласны ли вы с такой оценкой и есть шаги, о которых вы сожалеете?
— Нормальный человек, который прожил какую-то определенную активную жизнь, всегда сожалеет о тех моментах, которые случились в его жизни. Я считаю, что это нормально.
Что касается первой части вопроса, то у меня иногда складывается впечатление, что был еще некий параллельный Алексей Чибиров и я так или иначе по ходу своей жизни сталкиваюсь с теми слухами, которые крутятся вокруг этого имени.
Могу сказать, что через месяц мне исполняется 50 лет и единственное, чему я не научился в жизни — это убегать. Я жил всегда открытой жизнью. Если за весь период моей жизни у кого-то есть ко мне конкретные вопросы, не слухи и не домыслы, я готов предстать перед любым, скажем так, интервьюером и ответить на любые вопросы.
— Почему вы так неожиданно начали писать. Это был такой способ уйти от политики или вы давно об этом думали?
— Для меня писательство не является каким-то ремеслом, это, прежде всего, настроение. Если у меня бывает настроение, то я пишу, если у меня бывает что-то такое, что мне нужно выразить, выложить на бумаге. Мотивацией, почему я накатал эту книжку, которая называлась "Сын президента", было то, что я, прежде всего, хотел для себя закрыть некоторые темы. Чтобы я в подсознании не возвращался к прошлому. Эта книга дала мне силы и возможность жить дальше, не возвращаясь назад. Этой книгой я отсек для себя прошлое.
Писательство не является для меня самоцелью. Таким образом я никогда не возвращаюсь к написанному, я не индульгирую, не показываю "смотрите, это я написал".
— Вы описываете реальные события или в ваших произведениях присутствует некий художественный вымысел?
— Реальные события были описаны только в первой книге. Это — документальная хроника, и я мог бы сделать ее в три-четыре раза толще, написать подробнее, но этой цели я не преследовал. Для меня, как я уже говорил, это была попытка отсечь прошлое, чтобы мозги мои были в настоящем.
В остальном я иногда фантазирую, выдумываю, и это тоже мое определенное настроение.
— Вы сказали, что вам скоро 50. А лет через 50 вы задумаетесь о мемуарах. Вам, наверное, есть о чем еще рассказать.
— Мне, наверное, надо будет так же активно прожить следующие 50 лет, чтобы было о чем писать. Если будет настроение, я это сделаю. Я себя никогда не поставлю в те клише, чтобы называться писателем. Тогда ты обязан писать, вгонять себя в определенные рамки, а мне это не интересно.